29 - Адена Хэлперн

В общем, мы с Люси очень близки. Она обитает всего в четырех кварталах от меня; я так рада, что мы живем рядом. После смерти Говарда у меня не было никакого желания оставаться в этом огромном доме на окраине. Через несколько месяцев после его похорон я заметила, что бойлер течет – ничего страшного, так, небольшая лужица. Бойлер располагался в подвале, в нескольких футах от стиральной машины. На протечку я обратила внимание, только когда пошла за новой коробкой стирального порошка: я всегда покупаю порошок впрок и держу коробки рядом с бойлером. Вот тогда и увидела, что он протекает. Помню, еще подумала: забавно, раньше я не обращала внимания, что из бойлера течет вода. Я же не знала, что она вовсе не должна из него течь (стиркой всегда занималась Глэдис, наша ненаглядная домработница, которая умерла годом раньше).

А когда неделю спустя я решила принять ванну, горячей воды вдруг не оказалось. В доме моей соседки, миссис Льюис, что-то ремонтировали, и я решила, что это как-то связано. Ну что я могу сказать? Тогда все выглядело совершенно логичным. В тот же день я спустилась в подвал – бросить пару полотенец в стиральную машину – и обнаружила, что все помещение затоплено. И везде была мыльная пена, из-за тех самых коробок стирального порошка. Везде! Настоящая турецкая баня!

Я впала в такую панику, что позвонила Барбаре. Она тотчас приехала, увидела бедствие в подвале и отругала меня за то, что мне не хватило ума вызвать сантехника. Ладно, «отругала», может быть, слишком сильно сказано, но она обращалась со мной как с ребенком. Хоть режьте, но я же не знала, что бойлер не должен протекать!

В любом случае это стало последней каплей. Я обзавелась новым бойлером и в тот же день повесила объявление о продаже дома. А потом переехала в милую квартирку на площади Риттенхаус, продала машину (умному намек: лампочка «проверьте двигатель» на приборной панели загорается вовсе не для красоты) и теперь живу припеваючи, куда лучше, чем раньше. Я провожу дни, играя в бридж, или посещаю концерты в Центре Киммеля. По вечерам выбираюсь поесть с Фридой или другими подругами, потерявшими мужей. Я въехала в то же здание, в котором живет Фрида, так что мы постоянно ходим друг к другу в гости. Приятно, что мы можем вот так запросто наведываться – она ко мне, а я к ней. Моя квартира выходит окнами на площадь Риттенхаус, на парк, и нет ничего радостней, чем спуститься туда в погожий день, сесть на скамейку под деревом и почитать газету.

Барбара не хотела, чтобы я переезжала в город.

– Ты будешь слишком далеко от меня, – сетовала она. – Почему бы тебе не подыскать что-нибудь в пригороде?

Сказать по правде, я даже рада, что Барбара по-прежнему живет на окраине. Мы с ней близки, но не так, как с Люси. С Люси мы понимаем друг друга гораздо лучше; с дочерью я бы так никогда не смогла. Если честно, не думаю, что это исключительно моя вина.

О чем бы мы с Барбарой ни говорили, наш разговор больше похож на спор. А с Люси мы общаемся как нормальные люди. Моя дочь пытается опекать меня – совсем как я ее, когда она была подростком.

– Господи, Барбара, я же взрослая женщина! – говорю я ей. – Я могу сама о себе позаботиться!

Но разве она станет слушать?

– Кто будет ухаживать за тобой, если не я? – заявляет она.

– Я могу сама о себе позаботиться, – твержу я, хотя и не уверена в этом на все сто процентов.

Люси навещает меня раза два в неделю, иногда чаще. В ее квартире нет стиральной машины, так что она стирает у меня. В такие вечера я готовлю грудинку, и, пока идет стирка, мы едим и смотрим по телевизору ее любимые реалити-шоу. Иногда мы оставляем стирку и идем в какой-нибудь приятный кабачок по соседству, из тех, куда можно приносить свое спиртное. Люси рассказывает мне все о своей личной жизни и о работе – она моделирует одежду, – а я слушаю. Я выслушиваю все ее жалобы на парня, в которого она влюблена на этой неделе – по крайней мере, ей кажется, что влюблена. К двадцати пяти годам у Люси еще не было серьезных отношений, и я этому очень рада. В последнее время она упоминала какого-то Джонни, но, по-моему, с ним у нее тоже ничего серьезного. Разве можно серьезно относиться к человеку, которого зовут Джонни – не Джон, не Джонатан, а Джонни? Барбара все умоляет ее найти наконец кого-нибудь и завести семью, но я вмешиваюсь и говорю, что на это у нее впереди еще куча времени. Люси рассказывает мне о работе и о том, с кем она встречалась, и кому продала свою одежду, и сколько они купили, а я слушаю. Мне ужасно нравится ее слушать. Мне всегда хотелось работать с одеждой. Когда-то я знала ассортимент шикарного универмага «Сакс» лучше, чем иные из тамошних продавщиц. Лучшая подруга матери, Эстер Абромовиц, работала там до самой смерти. Эстер пережила мою мать и своих подруг на двадцать пять лет – именно потому, что работала, так она всегда утверждала. Я очень любила Эстер и часто о ней думаю. Когда она умерла, ее дочь Диана, которая гораздо моложе меня, попросила произнести траурную речь на похоронах, и я рассказала о том времени, когда Эстер работала в «Саксе», потому что там-то мы в основном и виделись. Я рассказала, как внимательна она была к клиентам – большинство из которых присутствовали тут же, на похоронах. И еще я говорила об отменном вкусе Эстер. Меня всегда хвалили за чувство стиля, да я и сама всегда считала, что вкус у меня неплохой, – и этим я обязана Эстер. За прошедшие годы я не раз подумывала найти работу, но нужно было заботиться о Говарде и Барбаре; хоть у нас и была постоянная домработница, Глэдис, у меня все равно оставались обязанности. К тому же в наши времена на тех, кто работал, смотрели свысока. Несколько раз я заговаривала об этом с Говардом, но всякий раз он лишь смеялся:

– Мы что, нищие?

Посетив меня, Люси часто отправляется развлекаться дальше. Она встречается с друзьями в каком-нибудь окрестном баре, и я едва сдерживаюсь, чтобы не попроситься пойти с ней. Иногда я шучу, будто собираюсь присоединиться, и тогда она принимается подначивать меня:

– О, ты там всех девиц за пояс заткнешь! Давай принарядим тебя!

Как бы мне хотелось всего один раз – хоть разочек – пойти с ней и посмотреть, как она проводит эти свои вечера.

Еще Люси гораздо умнее, чем считает Барбара. Моя дочь хотела, чтобы Люси пошла учиться на юриста, по стопам Говарда, но я-то знаю, что это не ее. Люси поступила в школу дизайна Парсонса в Нью-Йорке и выучилась на модельера. Два года она работала личным помощником самой Донны Каран, а в прошлом году вернулась в Филадельфию, чтобы создавать собственную одежду. И знаете, что еще она сделала? Она взяла мою фамилию! Еще бы, ведь «Люси Джером» смотрится на этикетке гораздо лучше, чем «Люси Сутамолок». Как вообще можно носить фамилию Сутамолок? Когда Барбара впервые привела домой отца Люси и он сказал, что его зовут Ларри Сутамолок, я подумала, что в жизни не слышала ничего нелепей. Если произнести быстро, звучит почти что как «сущий олух». Попробуйте сами, повторите «Сутамолок» десять раз – увидите, что получится. Как бы то ни было, Люси Сутамолок превратилась в Люси Джером, и ее матери пришлось смириться, хоть ее это и уязвило немного. В конце концов, платья Люси продаются в лучших магазинах Филадельфии, по крайней мере некоторых из них: в «Пляже Таити», и в «Нит Вит», и в «Джоан Шепп», – и даже новый универмаг сети «Барнис», что открылся на площади Риттенхаус, заинтересовался ее одеждой. «Барнис»!..