Хроники Мартина Хьюитта - Артур Моррисон

– Да, в Челси. Но почему… Ты предполагаешь, что те вандалы могли не только разломать панели, но и убить расписавшего их художника?

– Если так, – снова улыбнулся он, – то их баловство зашло слишком далеко, не так ли? Для обычного вандализма как-то чересчур.

– Так значит ты не думаешь, что что они виновны в убийстве? Тогда что ты имеешь в виду?

– Старина, я не имею в виду ничего кроме того, что я сказал. Дело кажется довольно интересным, хотя на первый взгляд и не выглядит таковым. Оно увлекло меня, и так сильно, что я забыл принести соболезнования Дагласу Кингскоуту по поводу его утраты. Задача есть задача, будь то кража, убийство, происки или что-то еще, и я думаю только о решении проблемы. Зачастую работа заставляет меня забывать о человеческих чувствах. Ты часто проявлял льстящий мне интерес к моей работе, и теперь у тебя есть возможность поупражнять свой здравый смысл – так же как я постоянно упражняю свой. Ты должен увидеть все улики, которые я соберу (если только мне удастся найти хоть что-то), и ты должен составить собственное умозаключение. Это будет задачкой для тебя; будь у меня ученик, я бы давал ему такие задачки. Так что я поделюсь с тобой своей информацией, и дерзай. Ты знаешь все, о чем говорилось на дознании, и ты видел все, что я делал в коттедже «Плющ»?

– Думаю, да. Но это мне ни о чем не говорит.

– Хорошо. Тогда послушай меня. На что похож этот случай? Как бы ты классифицировал это преступление?

– Так же, как и полиция. Обычное дело об убийстве и ограблении.

– Это вовсе не обычное дело. Будь это так, я не смог бы узнать даже той малости, которую уже знаю. Обычные дела всегда трудны. Хоть преступник и был опытным взломщиком, но пришел он не ради кражи. Думаю, дело никак не связано ни с ожидаемой женитьбой, ни с Кэмпбеллом – по меньшей мере, с ним лично, ни с садовником. Преступник был знаком с убитым, и он был хорошо одет. Он (или один из них – мне кажется, что их было двое) успел поговорить с мистером Кингскоутом прежде, чем произошло убийство. Он пришел попросить что-то, с чем мистер Кингскоут не желал расставаться. А может, у мистера Кингскоута и не было этой вещи. И она не была громоздкой. Теперь у тебя есть та же информация, что и у меня.

– Но при чем здесь слепая озлобленность, побудившая кого-то сперва разрушить труд человека, а затем напасть на него самого?

– Озлобленность не всегда слепа, да и слепой бывает не только злоба – люди с прекрасным зрением иногда бывают слепы, даже детективы.

– Но откуда у тебя вся эта информация? Как ты пришел к выводу, что грабитель не хотел грабить, что он был хорошо одет и так далее?

Хьюитт снова улыбнулся.

– Я увидел это, старина, просто увидел. А вот и поезд.

По пути в город, после того, как я подробно описал роспись Кингскоута на панелях пансионата, Хьюитт попросил меня припомнить имена и профессии моих соседей по пансионату.

– Когда ты съехал оттуда? – также спросил он.

– Года три назад, а может и больше. Я помню самого Кингскоута; студента-медика – по-моему, Джеймса Тернера, Харви Чаллитта, подмастерья ювелира, он оказался мошенником и сейчас отбывает срок в пять лет за подлог (кстати, он занимал ту комнату, которую мы собираемся осмотреть – после того как его арестовали, его комнату занял Кингскоут, это было за год до того, как я съехал). Еще там был Нортон – не знаю толком, чем он занимался; полагаю, чем-то в Сити[3]; и Картер Пэджет из адмиралтейства. Сейчас я больше никого не помню, но жильцы часто сменялись. Но ты, конечно, сможешь узнать об этом и у миссис Лэмб.

– Конечно. Какой у нее адрес?

Я продиктовал ему адрес, и наш разговор увял. На вокзале Фаррингдона мы вышли, и Хьюитт нанял два экипажа. Забираясь в один из них, он указал мне на второй, сказав:

– Отправляйся прямиком к миссис Лэмб. Она может сжечь обломки панелей или навести порядок, а ты можешь успеть остановить ее. Я же должен навести справки, но я приеду не позднее, чем через полчаса после тебя.

– Должен ли я рассказать ей о нашей цели?

– Скажи только о том, что я попытаюсь отыскать ее вандалов, не больше.

Хьюитт запрыгнул в свой экипаж и был таков.

Миссис Лэмб я застал всё ещё раздражённой из-за происшедшего четыре дня назад. К счастью, она оставила комнату с панелями точно в таком же виде, в котором она была, в надежде на то, что это поможет ей добиться возмещения ущерба, если жильцы все-таки вернутся.

– Видите ли, сэр, – пояснила женщина, – они уплатили за комнату до конца недели, так что еще могут вернуться, хоть я и сомневаюсь в этом. Тот молодой человек казался таким приятным. «Мой кузен практически инвалид, – сказал он, – он только что оправился от болезни легких и приедет в Лондон только поздно вечером. Он едет из Бирмингема, и хоть мы его и очень хорошо укутали, я опасаюсь, как бы он снова не простудился». Снимая комнату, он вел себя как джентльмен, упомянув имена нескольких знакомых мне джентльменов, которые прежде жили здесь. А затем он положил на этот самый столик, – миссис Лэмб указала рукой, словно это делало рассказ еще более удивительным, – он положил на этот столик недельную плату, сказав: «Полагаю, это наилучшая рекомендация, миссис Лэмб». Он не торговался об оплате, и вообще в отношении чего-либо еще. У него была лишь небольшая сумка; он сказал, что весь багаж находится у его кузена в поезде, и поскольку его очень много, багаж прибудет только на следующий день. Затем он вышел и вернулся только в одиннадцать ночи – со своим кузеном. Их впустила Сара, а на утро их уже не было! После себя они оставили вот это, – бедная миссис Лэмб с возмущением указала на разломанные панели. – Если джентльмен, о котором вы говорили, сможет разыскать тех негодяев, то я подам на них в суд, пусть это и будет мне стоить десяти фунтов. Я уже говорила об этом с констеблем, но он выглядит глупцом. По его словам, если я знаю, где они, то смогу подать на них в суд, обвинив их в причинении ущерба. Понятно, что если бы я знала, где они, я смогла бы пожаловаться на них, но как же мне