Кружным путем - Джеймс Сигел

Хотя, разумеется, могло быть и наоборот: бомбу вице-мэру подсунули правые. ФАРК уже много лет вела долгую, беспощадную войну с Объединенными силами самообороны, или USDF, – правой полувоенной организацией, которая отличалась необыкновенной жестокостью.

По дороге из аэропорта они проезжали разукрашенную красными граффити стену. Казалось, на нее брызнули свежей кровью из артерии и вывели буквы.

«Libre Manuel Riojas!»[7]– вопили слова. Мануэль Риохас был известным командиром USDF и отсиживал срок в американской тюрьме за контрабанду наркотиков.

– Я не знаю, – мотнул головой Пабло. – Не интересуюсь политикой.

– Что ж, может быть, это и мудро.

– Si.

– Но все-таки иногда бывает страшно?

– Страшно? – Шофер пренебрежительно отмахнулся. – Я занимаюсь своим делом. Не читаю газет. Это очень плохо.

Перед отъездом Пол заказал видеофильм под названием «Колумбийский образ жизни». Но не посмотрел и пяти минут, как понял, что он был рассчитан на школьников до двенадцати лет. Камера следовала за двумя подростками – Маурицио и Паулой – по улицам солнечной Боготы, и весь замысел сводился к тому, чтобы показать, что «этот современный латиноамериканский город – не только кофе, кокаин и насилие», – так по крайней мере утверждала реклама на задней стороне видеокассеты.

Пабло провез их по улице широко раскинувшихся усадеб. Пол догадался, что сами дома стояли где-то в глубине, поскольку их не было видно с дороги. По сторонам бежали бесконечные оштукатуренные стены высотой десять футов. И только очередные электронные ворота указывали на начало территории нового владельца, имя которого было выложено мозаикой на стене.

Каса де Флора.

Каса де Плайа.

Они проехали мимо пятнистого пса с выпирающими ребрами, который мочился на ярко-оранжевый забор Каса де Фуэго.

Что-то в этой картине настораживало. Пол не сразу сообразил, что именно.

Отсутствие людей.

Кроме нескольких нищих и изнуренных женщин, безучастно качающих на коленях детей, им никто не попался на глаза.

Ни одного человека в этой округе. Все скрылись из виду, спрятались за высокими стенами нового Иерихона.

– Ла Калера, – ответил Пабло, когда Пол спросил, как назывался этот район.

Но затем, слава Богу, окрестности стали меняться.

Сначала попалось несколько разбросанных магазинов электроники и бытовых электроприборов. Затем замелькали кафе, где предлагали цыплят, patatas[8]и huevos,[9]скопища новых лавочек, лотерейные магазинчики, супермаркеты – целые улицы шумных очагов торговли. Сквозь приспущенные стекла машины просочилась мешанина запахов: выхлоп автобусов, аромат цветов, вонь сырой рыбы, газетной краски. Пола так и подмывало попросить Джоанну, чтобы та открыла ему остальные составляющие запаха. Как и обещал Майлз, они оказались в центре нормальной столичной жизни. И Пол задумался, является ли эта отстраненность сознательной, или в стране, где заместителям мэров регулярно отрывают головы, обязательно должна существовать «страусиная» ментальность. Чтобы колумбийцы могли отгородиться от продолжающейся войны, как высшие классы в районе Ла Калера старательно отгородились от бедности.

Но все размышления сразу вылетели из головы, как только он увидел спрятанную в рощице вывеску.

«Сиротский дом Святой Регины».

– Здесь, – шепнул Пабло, свернул на неприметную дорожку и остановил машину. Закрытые ворота, обрамленный медью черный звонок.

Он выключил зажигание, вылез из «пежо» и нажал на кнопку звонка.

– Пабло, – сказал он в микрофон. – Сеньор и сеньора Брейдбарт.

Секунд через десять ворота открылись. Пабло вернулся в машину, запустил мотор и въехал в тенистый внутренний двор под высокими веретенообразными соснами.

«Ну что ж, – сказал про себя сеньор Брейдбарт, когда машина остановилась, – пошли знакомиться с нашей дочкой».

Пол не чувствовал ног.

Знал, что они у него есть, – определенно и без всяких сомнений: он на них стоял, – но никаких ощущений от этого не испытывал.

Секундой раньше в комнату, шаркая ногами, вошла низенькая метиска в белой накрахмаленной одежде. Она прижимала к груди красное детское одеяльце.

В одеяльце был завернут ребенок.

И не просто ребенок.

Их ребенок.

* * *

В стерильной приемной они добрых двадцать минут ждали Марию Консуэло, директрису сиротского дома Святой Регины. И это время тянулось для них дольше, чем полет на самолете. Пол вскакивал, садился, прохаживался по комнате, выглядывал в окно, опять садился. Считал черные плитки в узоре на полу – пытался привычно развеяться, играя в цифры (плиток оказалось двадцать восемь). Время от времени стискивал Джоанне руку и из последних сил ободряюще улыбался. Наконец появилась Мария – строгого вида женщина со стянутыми в пучок иссиня-черными волосами. Она пришла в сопровождении небольшой, но шумной свиты.

Директриса поздоровалась с Джоанной и Полом, назвав их по именам, словно те были ее старыми друзьями и приехали в гости, а не обращались с просьбой об удочерении девочки. Затем церемонно представила своих коллег – старшую воспитательницу, двух учительниц и свою личную помощницу. И каждая, прежде чем удалиться, пожала им руки. Мария проводила их в свой кабинет; они устроились за маленьким столом, на котором лежали аккуратные стопки журналов, и провели еще двадцать минут: распивали горький кофе, который принесла им чернокожая девочка-подросток, и говорили о пустяках.

А может быть, и не совсем о пустяках.

Полу все больше начинало казаться, что он попал на устный экзамен. Письменная часть была уже сдана: справки о наличии работы, справки из банка, справки о собственности и о том, что она не в закладе, рекомендации от родных и друзей, которые подтверждали, что у них хороший характер и вообще они приличные люди. И еще письмо, которое Пол сочинял целую неделю, рвал наброски, переписывал, старательно редактировал и наконец отослал.

«Моя жена и я намереваемся Вам рассказать, кто мы такие. И кем хотим стать. Родителями».

Мария начала с того, что поблагодарила за посылку, которую они направили сиротскому дому: пеленки, бутылочки, детские смеси, игрушки – нечто вроде узаконенной взятки. Майлз сказал, что так принято, когда берут на воспитание ребенка в Латинской Америке.

Затем они перешли к делу.

Директриса задала вопрос о работе: «Занимаетесь страхованием, да, Пол?» Да, согласился он, но не сказал, что его занятия сводятся к тому, чтобы, запершись в крохотном кабинетике, обсчитывать статистику случаев, с которыми сталкивались настоящие страховщики. Что его работа заключается в определении вероятности рисков во всех возможных видах человеческой деятельности и он барахтается в потоке необработанных данных, пытаясь свести всю многогранную жизнь к полууправляемому путешествию по минному полю. Таково уж определение рода его занятий: актуарий – это тот, кто хочет обслуживать клиентов, но у него не хватает характера.