Сын погибели - Владимир Свержин

— Ты хитер, как змей, Хасан, — покачал головой василевс. — Что ж, быть по сему.

Конрад Швабский поднял руку, и пиршественная зала огласилась криком и улюлюканьем, какие обычно бывают, когда толпа охотников гонит оленя. Никотея вздрогнула и сжала губы. Длинный стол, недавно радовавший глаз обилием яств и дорогой серебряной посудой, напоминал поле боя. Множество валявшихся под столом гостей только усиливали это сходство. Однако мрачный тевтонский дух был по-прежнему крепок, почти несокрушим, и большинство приглашенных, мужественно подпирая друг друга, все еще сидели на лавках, оглушительно выражая свою радость и живо представляя продолжение брачной церемонии.

— Пируйте! Радуйтесь! — глядя на раскрасневшиеся лица гостей, крикнул герцог Швабский, перекрывая оглушительный рев восторга. — Мы идем в опочивальню!

Графы, бароны, рыцари, аббаты и жавшиеся в конце стола городские нобли[5]свистом и криком одобрения встретили эту новость. Герцог Конрад протянул руку жене, но та оставалась сидеть неподвижно. Она чувствовала: стоит ей подняться, и от страха нелепо подкосятся колени. До сего мига она тешилась надеждой, что новоявленный супруг, по варварскому обычаю пивший исключительно неразбавленное вино, быстро захмелеет, и хотя бы на сегодняшнюю ночь неминуемая близость с ним будет отложена. Но то ли от страстного желания выпитое было герцогу нипочем, то ли для того, чтобы опьянеть, ему нужно было куда больше, счастливый муж казался абсолютно трезвым, даже не уставшим. Поймав на себе удивленный взгляд Конрада, она протянула руку и прикрыла глаза.

Почетная стража — ближайшие соратники повелителя Швабии — сомкнулась вокруг венценосной четы с факелами и обнаженными мечами в руках. Никотея знала, что по обычаю этот отряд будет оберегать сон молодых, распевая за дверью скабрезные песни.

— Госпожа, — услышала она шепот у себя над ухом, — в этой битве женщина проигрывает, если не сдается, но когда сдается — диктует условия.

Никотея бросила украдкой взгляд туда, откуда доносился тихий голос — сомнений не было, при герцогском дворе не нашлось бы другого наглеца, что осмелился бы так бесцеремонно напутствовать повелительницу на пути к брачному ложу. Йоган Гринрой, рыцарь Надкушенного Яблока, шел у ее плеча, стараясь придать лицу патетическое выражение.

С тех пор как этот первейший в Германии плут доставил спасенную им ромейскую принцессу ошалевшему от неожиданного счастья Конраду Гогенштауфену, он ходил в ближайших друзьях рыжего герцога. Да и молодая герцогиня если и могла на кого-то положиться здесь, в Аахене, то лишь на своего изворотливого спасителя.

Когда двери спальни наконец захлопнулись перед носом почетной стражи, предоставляя любопытствующим возможность убедиться в отсутствии щелей, Конрад, вмиг позабыв о всякой помпезности, сграбастал в объятия прелестную супругу и принялся осыпать поцелуями ее лицо, шепча:

— Моя, наконец-то моя!

— Твоя, — обреченно соглашалась Никотея, досадливо пытаясь отвернуть губы от поцелуя и выставляя вперед руки в попытках освободиться.

— Ну что еще? — Конрад нахмурился и разомкнул железный захват. — Теперь, когда я твой муж, что еще?!

У Никотеи быстро-быстро застучало сердце. Она видела непреклонного в своих желаниях опасного хищника, готового растерзать и сокрушить любого, кто будет стоять на пути к намеченной цели. Сейчас это был не влюбленный мужлан, последние месяцы не сводивший с нее глаз и выполнявший любую прихоть, — сейчас он был хозяином и требовал покорности.

— Погоди, Конрад! Погоди, милый, — тихо, задыхаясь от волнения, остановила его знатная ромейка. — Я хочу поговорить с тобой… о важном.

— Что сейчас может быть важнее этого. — Герцог протянул руку к ней и легко, точно ромашку, сорвал золотую, украшенную сапфирами, фибулу, стягивающую ворот ее платья.

— Погоди! — довольно резко проговорила она, пытаясь удержать распахнувшийся лиф.

— Завтра, все разговоры завтра! — Конрад отстранил ее руку и запустил пятерню под одежду.

Никотея отдернулась:

— Если бы Господь наказал меня, дав в мужья конюха, если бы в моих странствиях какой-либо разбойник силой овладел мной, я бы скорбя, но безропотно снесла это. Но Всевышний сделал моим супругом герцога Швабии, точно так же, как меня он сотворил принцессой из дома Комнинов и законной наследницей константинопольского престола. А потому, мой дорогой супруг, прежде чем ты взойдешь со мной на брачное ложе, я желаю, чтобы ты поклялся, что не будешь знать покоя и отдыха, покуда не объединишь в нашем роду венцы как Западной, так и Восточной империй.

— Но… — несколько ошарашенный услышанным, начал Гогенштауфен, — даже один из них добыть будет весьма непросто. Хотя, как тебе известно, я намерен потягаться за императорский трон.

— Доверься мне. — Никотея успокаивающе погладила нежными пальчиками щеку герцога. — Доверься и чти во мне не бессловесную наложницу, а императрицу. Ты станешь вторым в этом мире после Господа.

— Я клянусь, — обескураженно произнес Конрад Швабский.

— Я знала, милый. Знала и верила тебе, — проворковала Никотея с той же интонацией, с какой шептала подобные фразы персиянка Мафраз, рассказывая свои бесчисленные сказки. — Обними же меня, мой повелитель!

И она обвила руками шею мужа, прижимаясь к нему всем телом.

Всякий волен погубить свою душу, если ему нравится.

Джакомо Казанова

Отряд в две дюжины всадников двигался к Корнуоллу. Среди воинов внимательный глаз легко мог распознать суровых голубоглазых варягов, темнокудрых херсонитов, русоволосых бородачей с берегов Данпра, ну и, конечно же, коренных обитателей здешних мест — бриттов. Впрочем, по мнению тех, кто видел это небольшое воинство в деле, оно отличалось не только пестротой личного состава, но и отменной боевой выучкой.

Несложно было понять чувства короля Гарольда III, когда его недавний соратник — храбрый сицилийский граф Квинталамонте — испросил разрешения отправиться на родину. Без особой радости государь бриттов отдал распоряжение предоставить Камделю со свитой один из кораблей, приписанных к портам королевства. Будь Мономашич более сведущ в местной географии, он бы удивился, отчего вдруг графу понадобилось направляться в Корнуолл вместо того, чтобы сесть на корабль прямо в Лондоне. Но Мстислав, пусть даже и принявший имя Гарольда III, еще плохо знал расположение портов собственной державы.

— …Капитан, шо паришься по поводу корабля, как та непареная репа? — увещевал друга Лис. — Кому какое дело, откуда и куда мы уходим в туманную даль? С этим мандатом я так отполирую уши первого же крупно попавшего судовладельца — в лучах полной луны они будут сверкать огнями святого Эльма!

— Огни святого Эльма предвещают бурю, — в пространство бросил его спутник.