Аграфена и братство говорящих котов - Евгений Гаглоев

– Знаешь, о чем я иногда думаю? – спросила Аграфена.

– О чем?

– Каково это было бы, взобраться на крышу приюта и спрыгнуть с нее с раскрытым зонтиком?

Парень звонко расхохотался.

– Ну ты даешь!

– А что такого? Наверное, не я первая об этом подумала! – с легким возмущением сказала Аграфена, легонько пихнув друга в бок.

– Что-то мне не приходят в голову такие безумные идеи! – признался Триш.

– А меня вот посещают периодически, – задумчиво произнесла она.

Вдоволь насмеявшись и перекусив, ребята выбрались с поля и зашагали вверх по узкой тропинке. Копотун уже ушел с озера. Наверное, доел свои пирожки. Вот кому жилось в приюте сыто и вольготно! А вот Аграфене и Тришу совсем не хотелось возвращаться. Но что они могли поделать? Ошейники Эсселитов не давали им особой свободы передвижения.

Когда друзья уже почти подошли к ограде, окрестности сиротского приюта вдруг сотряс мощный вопль комендантши Коптильды, сопровождаемый громкими выстрелами двух ее любимых револьверов.

Аграфена и Триш испуганно переглянулись.

– Коптильда! – в ужасе прошептала девочка.

– Она вернулась раньше времени! – воскликнул Триш.

– И, наверное, узнала о нашем отсутствии!

Никогда еще они не неслись обратно в приют после подобной вылазки с такой скоростью!

Оба мгновенно протиснулись сквозь дыру в заборе, пересекли свалку металлолома, и с самыми ужасными предчувствиями вбежали во двор приюта, где как раз начиналось вечернее построение.

– Кто стащил мое земляничное варенье?! – заорала Коптильда, да так, что на заднем дворе Вельзевул чуть не упал в обморок, а по всей деревеньке Белая Грива разлаялись собаки.

Все шестьдесят воспитанников приюта как один вздрогнули от ужаса.

Аграфена и Триш успели влиться в толпу за несколько секунд до того, как комендантша выстроила детей в две шеренги и с грозным видом начала прохаживаться между рядов.

Коптильда, огромная грузная тетка, весом, должно быть, добрых две тонны, уперев руки в бока, пристально разглядывала своих подопечных, пытаясь определить виноватого.

Ее широкую грудь крест-накрест опоясывали патронташи, полностью набитые патронами, а на поясе висели два больших пистолета. В любой момент она мастерским движением могла извлечь их наружу и так же быстро убрать обратно в кобуры. Комендантша любовно называла их «господами револьверами» и не уставала повторять, что именно они не раз спасали ее жизнь во время гражданской войны двенадцать лет назад. Каждый воспитанник приюта знал почти наизусть легендарную историю о том, как Коптильда собственноручно из этих самых пистолетов уложила трех драконов. Правда, Аграфена отлично помнила, что раньше она рассказывала об одном чудовище. Через пару лет комендантша уже утверждала, что завалила двоих, а теперь вот убитых драконов вдруг стало трое. Такими темпами через пару лет, в списке застреленных окажется, наверное, уже с десяток этих гигантских чешуйчатых монстров!

– Вы, маленькие кусочки навоза, прекрасно знаете, как я люблю земляничное варенье! – орала Коптильда. – И знаете, что каждый раз в это время года Кухарка варит его для меня и ставит остудиться на кухонном окне! Так кто посмел похитить целую банку?! Что за наглый, испорченный обжора посмел посягнуть на неприкосновенное, стоило мне только отъехать на десять минут?!

Комендантша, стоявшая в этот момент спиной к детям, резко развернулась на каблуках своих огромных кожаных ботинок и подозрительно уставилась на Аграфену.

– Ты! – прорычала она. – Маленькая рыжая негодяйка! Это ведь твоих рук дело?!

Девочка растерянно замотала головой.

– Отвечай, пока с тобой не начал говорить господин револьвер! – Коптильда выхватила из кобуры один из своих пистолетов и сунула его дуло под нос Аграфене.

– Никак нет! – выпалила Аграфена, вытянувшись по стойке «смирно».

– Никак нет, кто?!

– Никак нет, ваше высокоблагородие! – Девочка почти не дышала.

Коптильда требовала от воспитанников, чтобы все обращались к ней, как к настоящему генералу. При этом комендантша не могла запомнить ни одного имени, поэтому кухарку она называла «Кухаркой», а детей вообще – первым, что приходило ей в голову. Помнила она лишь имена своего брата Копотуна, да единственного приютского учителя Федусея.

Огромной ручищей комендантша схватила Аграфену за шиворот и подняла на уровень своего носа. Ноги девочки оторвались от земли и заболтались в воздухе.

– Имя! – гаркнула Коптильда.

– Аграфена!

– Так кто украл мое варенье, Маргафена?! Покажи мне паршивца пальцем и будешь завтра спать до обеда!

– Я ничего не знаю об украденном варенье! – отчеканила девочка. – Так как я спала!

– Спала?! – От ярости комендантша даже затопала ногами. – Да как ты посмела?! Спать вечером, в то время, когда должна собирать на плантации ягоды вместе со всеми?!

Аграфена от страха зажмурила глаза. Это ж надо было так сглупить?!

По заведенному здесь вечернему распорядку после окончания учебных занятий все воспитанники приюта действительно должны собирать землянику в саду, либо разгребать мусор во дворе, складывая железо в одну кучу, а все остальное барахло в другую.

Но не могла же Аграфена, в самом деле, признаться, что они с Тришем бегали в деревню воровать огурцы из тамошних теплиц? И что там их застукал деревенский староста, и им пришлось убегать от него сломя голову?

– За это, завтра ты одна соберешь две дневные нормы земляники! – гаркнула Коптильда. – А если не справишься, не миновать тебе «копошилки»!!!

– Есть! – Аграфена отдала честь и поневоле поежилась.

Коптильда резко разжала пальцы, и девочка шлепнулась на землю.

Придется завтра попотеть, чтобы собрать четыре ведра земляники. Все лучше, чем угодить в «копошилку». Так комендантша называла глубокую яму, выкопанную позади приюта и заполнявшуюся помоями, да всякими нечистотами. Это отвратительное место, огороженное невысокими деревянными перилами, воняло настолько, что при приближении к нему начинали слезиться глаза.

Малейшее упоминание о «копошилке» – излюбленном месте Коптильды для наказаний провинившихся – наводило дикий ужас на всех воспитанников приюта.

Стоило кому-то из детей оплошать, комендантша тут же хватала его за шиворот и бесцеремонно тащила к этой яме. Уже на месте она обвязывала несчастного под мышками толстой веревкой, бросала в «копошилку» и начинала бултыхать его там, дергая за другой конец веревки. Остальные же должны были стоять рядом, громко хохотать и показывать на бедолагу пальцем. При этом тот, кто смеялся тише всех, летел в яму следующим.