Несущий свободу - Игорь Поль

– Он к тебе не приставал, нет?

– Ну что ты. Конечно нет. Я ему сразу сказала, что еду к своему другу.

Хенрик продолжал разыгрывать дешевый спектакль:

– Нет, пускай он мне сам скажет! Слышь, брат – ты лез к моей крошке? В глаза мне смотри! Я гниль по глазам чую!

Нервничая, водитель покачал головой:

– Да на кой она мне? Мне проблемы ни к чему. Куда ехать-то?

– Ладно. Верю. – Хенрик расслабился. – Давай, брат, двигай на Букит, дом восемь.

– Мы же собирались в ресторан! – капризно протянула Грета. – Хосе, ты обещал угостить меня обедом! У меня с утра крошки во рту не было.

– Купим поесть по дороге, – отрезал он.

За окном медленно поползли назад первые вечерние фонари.

– Ну, Хосе…

– Нет, я сказал! – И, понизив голос, добавил: – Я соскучился.

– Вечно у тебя одно на уме, – скулила Грета.

– Поговори еще… он точно к тебе не лез? Я знаю, такие чуть что – лезут пощупать симпатичных курочек.

Машина вырвалась с перекрестка, сигналя, подрезала мотоциклиста-посыльного с эмблемой магазина на майке и устремилась вверх по сияющей рекламными огнями Мутино. В этот час весь город высыпал на улицы, чтобы наверстать упущенное за день. Низко над домами просвистел лопастями военный вертолет с хищно вытянутой мордой.

По дороге их остановил дорожный патруль. Резко выкрутив руль, таксист ударил по тормозам. Кольца ржавого сетчатого забора, блестя в свете фар, заколыхались перед самым капотом. Патрульный в закрытом шлеме вразвалку направился в их сторону, сняв с плеча тяжелый карабин. Хенрик переглянулся с Гретой, она успокаивающе пожала его локоть.

Темное бронестекло склонилось над дверцей; фары проезжающих машин играли на нем бликами, лицо полицейского виделось мутным пятном. Грета призывно улыбнулась в невидимые глаза, ее чип накачивал воздух флюидами сбесившейся самки.

– Что там, Сомарес? – окликнули патрульного.

– Ерунда. Какая-то шлюха с клиентом.

Он побрел назад, вновь закинув карабин на плечо.

Водитель с облегчением выдохнул:

– Никогда не знаешь, что у них на уме. Что они, что бандиты – един хрен, – пробормотал он, торопясь вырулить с обочины.

Они вышли на темной улице, такси забурчало двигателем, плеснув в них паровым выхлопом.

– Как все прошло? – спросила Грета уже обычным голосом.

Хенрик пожал плечами:

– Нормально. Как всегда. Можешь докладывать об исполнении.

– Ты нервничал в машине.

– Устал.

Они вошли в темную подворотню; здесь их дороги расходились. Грета бросила на него быстрый взгляд:

– Не хочешь расслабиться? – делано равнодушным тоном поинтересовалась она.

Усмехнувшись, он привлек ее к себе:

– Предлагаешь нарушить правила?

– Постой, – она мягко высвободилась.

– Что такое, крошка?

Грета порылась в сумочке, достав влажную салфетку, стерла яркую помаду и излишки грима.

– Теперь можно.

Они с удовольствием поцеловались.

– Лучше уж с тобой, чем с одной из этих вонючих горилл, – сказала она.

Грета была убежденной нацисткой, воспитанницей «Белых пантер».

Хенрик помнил, как увидел ее впервые. Шесть лет назад, в июне, на сборном пункте «Доггер», остров Лёсе. В одном строю тогда стояли и парни и девушки. Последних было не меньше трети. Он был здорово озадачен: это что – столько желающих стать егерями? На взгляд тут собралось около пятисот человек. И пузатые военные катера, выкрашенные серым, продолжали подвозить все новые партии добровольцев в сопровождении команд полевой жандармерии.

Солнце припекало. Единственная защита – козырек кепи. Никаких противосолнечных очков. Глаза уже слезились от белого сияния. Плац – огромная, плохо выровненная и посыпанная мелким щебнем площадь, окруженная бараками, – казался мелким из-за скопления людей, одетых в одинаковые светло-оливковые комбинезоны.

Вопреки представлениям об армейских порядках, плац был далеко не чист. Ветер гонял между ног обертки от жевательной резинки и мелкий мусор. Тут и там солнце отражалось от грязных луж: ночью прошел ливень, и теперь земля отчаянно парила, заставляя людей немилосердно потеть. Некоторым не повезло, и они стояли прямо в воде, не решаясь сломать строй. Как Хенрик, к примеру. Было противно чувствовать, как постепенно напитываются глинистой влагой тропические ботинки и липнут к пальцам носки. И еще в горле здорово пересохло, а воду, кажется, никто разносить не собирался.

Лацканы окружающих были усеяны разноцветными значками активистов. Мастера спорта, разрядники, юные снайперы, члены резерва рейхсвера, кандидаты в члены партии «Свободный Хаймат». Вокруг стояли парни из боевого крыла Молодежного союза – братства «Молодые львы». У многих девушек на груди – знаки принадлежности к «Белым пантерам». Глядя на юные целеустремленные лица, выпускник военной школы ощущал себя едва ли не стариком. Опытным и чуточку циничным. Он-то оказался здесь не добровольно. Хенрика просто отобрали среди многих выпускников, выбрали по анкетным данным и результатам тестирования, забыв поинтересоваться его мнением. Он государственное имущество, за годы принудительной учебы ему полагалось вернуть долг родине – десять лет непорочной службы. Как будто он просился в эту чертову школу. Единственное, что он оттуда вынес – расчетливую ненависть к окружающему миру и равнодушие к собственной судьбе. Он сплюнул на плац, вызвав неприязненные взгляды соседей по строю. Клал он на них. Здесь кругом одни только «сливочники», – так парни с подпорченной кровью называли чистопородных арийцев.

Его удивило, как много людей, для которых открыты все пути, добровольно лезли по шею в дерьмо ради непонятного ему набора чувств. Патриотизм, убежденность, верность долгу и гроссгерцогу – для него это были лишь штампы, разъясняя которые необходимо было соблюдать определенную последовательность слов и выдерживать интонацию; тогда инструктор поставит зачет, и ночью можно будет спокойно спать вместо того, чтобы бегать под дождем или маршировать по темному плацу. Он лениво размышлял: что гонит таких людей в мясорубку отбора, которую выдерживает едва каждый десятый?

Позже оказалось, что метисов среди кандидатов не так уж и мало. Еще чуть позже, после выпуска, они оказались в большинстве. Белые солдаты были нужны родине на других участках. Его королевское высочество Карл предоставлял преимущественное право одним цветным убивать других, живущих по ту сторону границы.

Их рота досталась высокому худому фельдфебелю. Белому. Козырек изрядно помятого кепи отбрасывал тень на его лицо, так что были видны только острые скулы и длинный нос. Все в егере, даже эта помятость и едва ли не вызывающая небрежность в форме, вызывала у добровольцев восхищение. Никакого эпатажа – было видно, что комбинезон инструктора чист, хотя и основательно полинял от солнца, а потертые ремни амуниции закреплены так, чтобы не стеснять движений. На плече заветная эмблема «Libertatem ferens». Несущий свободу. Сотни пар глаз следили за худым человеком.