Ниточка судьбы - Елена Гонцова

«Голь перекатная», — усмехнулась Вера, глядя на себя в большое зеркало ванной комнаты. Что-то в ней, однако, неуловимо изменилось. Когда? За прошедший год или за эту ночь? В уголках губ стерлась надменная складочка, в темно-карих глазах растаяли ледяные иголки, и глаза сделались печальными, как у Сикстинской Мадонны.

Конечно, лоска ей не хватает. Угловатые плечи, едва заметная грудь («Как у девочки-подростка», — говорила мать), глубокая ямка между ключицами, плоский живот, узкие бедра, ноги хоть и стройные, но худые, длинные, сильные руки с хорошо развитыми, широкими кистями — не очень-то утешительный портрет. Но вот ловко посаженная головка с короткими шелковистыми каштановыми волосами, изящный поворот длинной шеи, профиль с горбинкой и нежный овал чуть удлиненного подбородка, пожалуй, могут поспорить с кукольной физиономией Танечки, которую все вокруг, и в первую очередь сама Вера, считали настоящей красавицей.

Докрасна растеревшись большим махровым полотенцем, Вера завернулась в халат и пошла на кухню заваривать кофе. Черный, очень крепкий и горячий. Немного. В крошечной чашечке. Но этого достаточно, чтобы зарядиться на полдня энергией.

Почему-то наряд сегодня Вера выбирала особенно тщательно.

«Выходит, — издевалась она над собой, — верно, эта старушенция задела тебя за живое, голубушка». Черные бархатные брючки были отвергнуты мгновенно.

«Не надену я черные брюки, чтоб казаться еще стройней», — перефразировала Вера известное стихотворение юной Ахматовой, непонятно над кем посмеиваясь: над Анной Андреевной, которая с возрастом располнела, окончательно утратив здоровье, или над собой — здоровой, тощей, одинокой.

Выбор остановился на замшевом кремовом костюме, купленном в портовом городе Берген, в Норвегии, куда возили на экскурсию участников конкурса, состоящем из расклешенной юбки, длиной до середины колена, и короткого жакета с закругленными бортами и воротником.

«Буду вся круглая, как моя пухленькая кошка Штучка, — пропела девушка зеркалу, — и пусть теперь эта заступница богатеев попробует сказать, что я не ухожена и не одета», — потому что именно к квартирной хозяйке Вера намеревалась зайти в первую очередь. Она хотела задать старушке один важный вопрос, положительный ответ на который был последним шансом обрести хоть какую-то устойчивость во внезапно пошатнувшемся мире. Но Марья Степановна ответила то, что Вера и предполагала услышать, — запасной ключ она не брала. А это означало, что человек, приходивший к ней, действительно выказал интерес к квартире Веры, но интерес совершенно иного свойства, не тот, на который уповала наивная старушка. И вот в этом Вере и предстояло теперь разобраться.

Утро выдалось пасмурное и недружелюбное. Тучи цеплялись за шпиль Останкинской башни, прозрачный туман висел в воздухе, оседал на траву и листья крупными каплями. Вера направилась в кафе, расположенное неподалеку от общежития литераторов, позавтракать и составить план действий.

«Раз меня втянули в игру, правил которой я не знаю, — девушка заказала лазанью и теперь воевала с этим вкусным итальянским блюдом при помощи ножа и вилки, — и речи быть не может, чтобы оставаться в этой квартире. Поиск жилища надо начать незамедлительно, а пока поменять дверной замок. Да и в милицию заявить лишним не будет. Пожалуй, я с этого и начну. А потом — к Татьяне».

Вера как-то не заметила, что во все ее планы не вошел звонок родителям.

Сонная, полная дама в милицейской форме с густо накрашенными глазами и взбитыми обесцвеченными волосами, сидевшая в дежурном помещении отделения милиции Бутырского УВД, отреагировала на заявление Веры с удивительной отрешенностью.

«Может, это ваш поклонник приходил, — хихикнула она. — Через двадцать минут придет ваш участковый, ждите».

Женщина указала девушке на длинный коридор, вдоль стен которого, покрашенных синей масляной краской, стояли древние, скрепленные между собой кресла, какие были в заштатных театрах, когда Вера под стол пешком ходила.

Несмотря на ранний час, в коридоре было полно народу. Группа вьетнамцев, не обращавшая ни на кого своего азиатского внимания, оживленно переговаривалась между собой, долговязая, расфуфыренная девица откровенно дрыхла в обшарпанном кресле, вытянув ноги в черных ажурных чулках и запрокинув голову со сбившимся набок париком.

По коридору туда-сюда шнырял подросток, вид которого привлек внимание Веры, ибо все остальные персонажи не вызвали в ней и тени интереса. Парень же этот был весел, уверен в себе, того и гляди, начнет насвистывать, и что он делал тут в столь ранний час, было полной загадкой. Он даже похлопал по плечу какого-то озадаченного мужика: ничего, мол, батяня, все у тебя будет ништяк.

Вера наблюдала бы за ним еще, но перед глазами внезапно мелькнула фигура, которая ввергла ее в панику. Это несомненно был тот тип из самолета, показавшийся ей репортером или журналистом. Первым безотчетным желанием ее было спрятать лицо, пока он ее не заметил, вторым — напротив — явно проявиться: если он следит за ней, пусть видит, что она побывала в правоохранительных органах. Но ничего делать не понадобилось, «репортер» как появился, так и пропал, будто его и не было. Вездесущий подросток тоже исчез, сильно обесценив тем общую картину отдела милиции.

Молодой участковый в высшей степени заинтересовался всем, что рассказала Вера. Это был колоритный русоволосый мужчина, высокий, — это чувствовалось по тому, как он сидел за столом, как бы скрадывая свой рост, — длинными, подвижными, сильными руками, он то искусно вертел в пальцах какой-то блестящий предмет, оказавшийся в конечном счете стильным, узким портсигаром, то, сцепив свои клешни, глубокомысленно и мрачно смотрел на Веру не без участия. На лице его отражалось, по ее мнению, одно желание — немедленно поймать этого мерзавца, одновременно напугав его до поросячьего визга, ну и все такое прочее.

— А прежде, Вера Дмитриевна, вы ничего подозрительного не замечали? Постарайтесь припомнить. Если не сможете сделать это сейчас, может, вспомните на днях… В квартире есть ценности какие-нибудь, ну семейные, подарки, золото, камни?

— Да ничего особенного, — честно призналась девушка. — Какие-то мелочи, никаких там сногсшибательных колье или колец с бриллиантами. Перстенечки, правда, есть, старинные и довольно-таки красивые. Но ведь только для меня они имеют ценность.

— Это не факт, Вера, — после короткой паузы ответил капитан, — с вашего разрешения, я закурю. За последнее полугодие выросло число весьма странных краж, я бы сказал, каких-то парадоксальных. Не стану вводить вас в курс дела, это ни к чему. Воруют не для продажи, не для обогащения, а для чего-то непонятного, на наш взгляд, конечно.

— Может быть, это как-то связано с тем, что я буквально на днях стала обладательницей довольно большого денежного приза?

— А? — поднял брови капитан, скорее по своему обычаю, нежели от удивления. — Докладывайте.

— Я победила в Международном конкурсе имени Грига. В Норвегии.

— Ну это понятно, что в Норвегии, — улыбнулся капитан. — Хорошо там? Можете не отвечать. Культурные у нас воры пошли, ничего не скажешь. Или кто-то их довольно своеобразно просветил.