Охота на сокола - Вячеслав Шалыгин

К тому моменту, когда закончилась проверка и зачистка, в витрине «Пятерочки» уже сверкали новые стекла и почти завершился монтаж автоматических дверей. «ЧП Северцев» пока возился с искрящей вывеской, но и его работа была близка к успешному завершению.

— Долго еще? — у подножия высоченной стремянки остановились трое в специальных изолирующих балахонах и с особыми приборами в руках.

— Пять минут. — Электромонтажник недовольно взглянул на них с высоты. — Мешаю?

— Заканчивай, проверяй и отваливай, — небрежно бросил один из троицы, не глядя на монтажника. Все его внимание было приковано к дисплею прибора. — Мы сейчас рубильник во всем квартале опустим.

— Надолго?

— До вечера.

— Мне две скрутки осталось, — засуетился монтажник, — вы погодите… Я быстро!

— Ждем, — «небрежный» кивнул. — Три минуты тебе. Время пошло.

«ЧП Северцев» напряженно засопел, быстро заработал пальцами, торопливо завинтил крышку распределительной коробки и привычно крикнул в пустоту супермаркета:

— Хозяин, проверяй!

— Проверь, — усмехнувшись, повторил его безадресную просьбу главный из троицы, обращаясь к одному из товарищей.

Вывеска «Пятерочки» зажглась во всей красе, чтобы погаснуть ровно через две минуты. Но это уже не было заботой «ЧП Северцева». Он сложил стремянку, захлопнул ящик с инструментами и погрузил все в свой фургончик, ревниво косясь при этом на машину конкурирующей фирмы, примерно в том же спешном порядке устранявшей повреждения рекламного щита МТС.

— Че тут было-то? — напоследок спросил он задержавшегося у входа третьего из людей с необычными приборами в руках.

— Три заказа за один тебе закрыли? — Человек поднял на монтажника насмешливый взгляд. — Вот и радуйся. А много будешь знать, мало проживешь.

— Какие мы загадочные! — Электрик фыркнул и вразвалочку двинулся к кабине.

Отъехав от места происшествия на четыре квартала, «Северцев» вынул из кармана телефон и буркнул: «База». Видимо, голосовой набор был запрограммирован именно на такое бурчание, во всяком случае, вызов пошел и абонент ответил.

— Слушаю тебя. Это они?

— Все подтверждаю. Уже зачистили, теперь готовятся к контролю.

— Ты уверен?

— Обесточили весь квартал, даже связь заглушили, чтобы никаких помех не было. Я видел своими глазами, как эти ребята настраивали биосканеры и радиометры. Вряд ли здесь остались хоть какие-то улики.

— Опять полный ноль…

— Ничего, не в последний раз. Источник сообщал о трех удачных экземплярах, значит, остались еще две попытки. Рано или поздно они проколются…

… Вот такие дела творились снаружи холодильной комнаты «Сименс». Внутри же холодильника почти ничего не изменилось, разве что погасла лампочка и постепенно становилось душно. Парнишку уже не била нервная дрожь, остался только обычный озноб от холода. Ведь даже в выключенном холодильнике температура держалась значительно ниже нуля. Паренек обхватил себя руками за плечи и несколько раз толкнул дверцу ногой. Юноша уже почти пришел в себя и осознал, что спрятаться в камере было не лучшей идеей. Теперь он надеялся, что отсутствие напряжения в сети разомкнет цепь электрического замка камеры, но дверь вопреки ожиданиям не подалась. Парнишка слабо крикнул: «Выпустите…», прислушался, но ответа не дождался. Сквозь толстую дверь вообще не проникали звуки. Паренек постучал в холодный металл кулаком, затем развернулся и несколько раз ударил в дверь пяткой. Мягкая кроссо-вочная подошва погасила удар, и звук получился вовсе никаким. Он постучал костяшками пальцев. Так получилось громче, но было больно. Откуда-то из глубины души снова начал выползать страх. Стало казаться, что духота резко усилилась и, если не предпринять хоть что-то в ближайшие пять минут, гибель неизбежна. Паренек пошарил вокруг и нащупал брикет замороженной вырезки. Он уже замахнулся, чтобы ударить брикетом в дверь, как вдруг в затылок повеяло теплом. Морщась от боли в шее, он обернулся и увидел полоску неверного света. Без сомнений, эта был выход. Бросив брикет, он осторожно двинулся на свет. Он проникал в щель точно такой же двери, как та, через которую юноша попал в комнату. Как же он раньше ее не заметил? И почему она открылась, а первая нет? Впрочем, какая разница? Парень выглянул из камеры. За дверью была подсобка. Ящики, упаковки с товаром, стеллажи и длинный проход, заканчивающийся еще одной дверью, тоже приоткрытой. Дольше раздумывать он не стал. Сдвинув в сторону какие-то заиндевелые коробки, он выбрался из камеры, пулей пронесся по узкому коридорчику и выбежал на яркий солнечный свет.

Он бежал по густо заросшим травой газонам, перепрыгивал непросохшие после вчерашнего дождя лужи и низенькие лавочки в смежных двориках, каким-то чудом проскользнул между двумя милицейскими патрулями, пересек параллельную проспекту улицу и снова бросился в тень тесных зеленых дворов. Бежалось легко, несмотря на то что каждый шаг отдавался болью в спине, а в голове стучали кузнечные молоты. Все это было уже неважно. Парень летел как на крыльях, и подъемной силой ему служила одна ликующая мысль: выжил! Не взорвался вместе с тем сумасшедшим, не замерз и не задохнулся! Можно сказать — родился заново. Правда, так говорят в других ситуациях, но какая разница? По смыслу-то верно. Теперь можно будет отмечать день рождения два раза в год: двадцатого января и пятого июля. День рождения и «день выживания». Обалдеть, какой денек выдался…

Только когда впереди замаячила родная десятиэтажка, он притормозил и попытался отдышаться. Появляться в своем дворе с испуганными глазами, стоящими дыбом вихрами и шмыгающим носом было несолидно. Там, на площадке, наверняка сидят пацаны во главе с Игорем Семеновым. Увидят таким — засмеют. Особенно будет красноречив сам Семен. Его хлебом не корми, дай позубоскалить. И черный пояс его не пугает. Это все остальные уважают долговязого и нескладного Саню Баркова за достижения на татами, а Семенова такие мелочи не волнуют. Если есть повод, обязательно что-нибудь скажет, правда, не в обиду, а так, для хохмы…

Все… дыхание в норме, вихры кое-как приглажены, на лице — с трудом напяленная, но почти натуральная — маска расслабленной уверенности. Почти взрослый человек; умудренный жизненным опытом и знающий нечто недоступное другим. В голове, правда, шумит, как в закипающем чайнике, а спину и затылок будто накачали горячей пульсирующей жидкостью, но гримасу боли легко превратить в усталость. Этому трюку Саша научился уже давно, еще на первом году тренировок. В клубе так делали все мастера. Потому-то новички и сочиняли небылицы о неуязвимых и абсолютно нечувствительных к боли «черных поясах». Мелюзге было невдомек, что их кумиры просто умеют сохранять лицо — не более того.

Итак, взрослый, уверенный и немного усталый. Без зеркала сложно оценить, но вроде бы получилось. Теперь надо вразвалочку подойти к пацанам, солидно, за руку со всеми поздороваться и как бы невзначай упомянуть о сумасшедшем приключении на проспекте. Или не стоит? Не поверят же, начнут пальцы загибать, «отвечаешь, докажи…». А как доказать? Отвести их, ткнуть носом в милицейские кордоны? Нет, ноги там не будет еще неделю! Да и сил нет, до квартиры бы доползти. Значит, лучше ничего не говорить. Никому. Просто подойти, поболтать две минуты и, по-взрослому сославшись на дела, отвалить. Главное — держаться спокойно и не морщиться от боли. И вихры не приглаживать — дурацкая привычка! Проклятые вихры… и эта родинка на щеке, из-за которой лицо выглядит все еще детским. Так, все, солидно и голос погрубее: «Хай, Семен, вотс а?» — «Пивка?» — «Не-е, тренировка вечером…» — «А мы тут токинг замутили, че круче — „Смерш“ или „Токсик-три Д“…» — «Ну ты и свинтил фигуру! Нельзя их сравнивать…» И так далее.