Наследство - Татьяна Луганцева

— Никаких но! С Новым годом, дорогой! — ответила Яна и отключила телефон вовсе. — С ума все посходили сегодня, что ли? Решили довести меня до сумасшествия?! — продолжала возмущаться она.

С горем пополам Яна все же добралась до дома, а когда вошла в квартиру, с удивлением услышала, как Агриппина Павловна с кем-то щебечет, хотя время было уже не детское.

«По телефону, что ли? Или сама с собой», — подумала Яна, скидывая сапоги.

— Агриппина Павловна?

— Яночка, иди на кухню! Тут тебе сюрприз! — прокричала ей домоправительница.

— Просто вечер сюрпр… — сказала Яна и замерла на пороге, увидев на кухне Валентину Петровну.

— Мама?! — Удивлению Яны не было предела. — Вот сюрприз так сюрприз!

— Я проездом, и я к тебе! — обняла ее Валентина Петровна и усадила рядом с собой. — Как же давно я тебя не видела.

— С полгода, — ответила Яна.

— Давно… — вздохнула Валентина Петровна и закинула ногу на ногу.

Это была миниатюрная, несмотря на почтенный возраст, очень привлекательная женщина, с пышными короткими рыжими волосами и умело наложенным макияжем. То, что она актриса, чувствовалось и по поставленному голосу, и по осанке, и по выдержанным паузам и по несколько театральным жестам. Она не становилась другой, выходя из театра, Валентина Петровна всегда была одинаковой. Это было еще одним фактором, из-за которого Яна не хотела стать актрисой. Ее с детства не покидало чувство, что мама всегда была не совсем ее мамой. И это напрягало. Только с возрастом Яна поняла, что Валентина Петровна ее любила, просто она такой вот эфемерный человек, и театр явился для нее спасением.

— Как вы тут, дорогие мои москвичи? — спросила Валентина Петровна.

— Да у нас-то все хорошо! — успокоила ее очень радостная Агриппина Павловна, которая обожала гостей, а еще больше любила кормить этих гостей до отвала.

Вот и сейчас на столе стояло домашнее вишневое варенье, благоухала горка только что испеченных блинов, лежали паштет, также собственного приготовления Агриппины Павловны, нарезка колбасы и хорошего сыра, а судя по фартуку в муке и работающей духовке, Агриппина Павловна успела закинуть в духовку и пирожки.

— Агриппина, как всегда, на высоте! Я, по крайней мере, всегда спокойна, что ты накормлена благодаря этой женщине, — сказала Валентина Петровна.

— Только вот на худобе ее это никак не сказывается, — ответила зардевшаяся Агриппина Павловна.

— Да не обращай внимания! Яна с детства такая! — махнула рукой Валентина Петровна. — Жаль, что Ричард с Вовой уехали! Они бы обрадовались твоему приезду, — сказала Яна, моя руки и присаживаясь за стол.

Агриппина Павловна тут же поставила перед ней тарелку и положила столовые приборы.

— Я сюрпризом. Да и ненадолго. Мне через час в аэропорт! — закатила глаза Валентина Петровна.

— Тогда на дорожку! — Агриппина Павловна выставила штоф с коньяком и три хрустальные рюмочки.

— Если только по чуть-чуть, — согласилась Валентина Петровна, косясь на наручные часы. — Родная моя дочь! — обратилась она к Яне с рюмкой в руке, словно это был тост.

— Не пугай меня! — передернула плечами Яна. — Это звучит так, словно следующее, что ты скажешь, будет: «Я тебе не настоящая мать! Пришло время рассказать правду!»

— Нет, не до такой степени, — рассмеялась Валентина Петровна. — Я хочу рассказать о Ларисе Ивановне, нашей старейшей сотруднице, ведущей характерной актрисе. Ты же ее хорошо знаешь? Она с тобой и нянчилась…

— Тетю Ларису-то? Знаю, конечно! Она меня пугала все время…

— Так она то пеньков играла, то кикимор, то Бабу-ягу… Грим такой, — пояснила Валентина Петровна.

— Ага! Пеньков! — передразнила Яна. — Это мне повезло, что я заикой не стала. А что с ней?

— Так сын у нее неудачный уродился, ну, это-то тебе известно.

— Я знаю, ты говорила, что он и сидел, и пил, и наркотики употреблял.

— А потом он умер, но после себя успел оставить потомство — дочку. Мама у нее тоже наркоманка, что и не удивительно, в одной компании гуляли. Они от ребенка отказалась, а вот Лариса Ивановна взяла единственную свою кровиночку себе. А ведь ей уже под шестьдесят, и ей очень тяжело. Девочка совсем слабая и больная. Требуется лечение, лекарства.

— Я поняла, я дам, — кивнула Цветкова.

— Не хватит денег всю жизнь всех содержать и лечить. Ты не дослушала. Большие проблемы и у Илюшина Степана Сергеевича.

— Твоего партнера? — удивленно вскинула бровь Яна.

Степан Сергеевич всю жизнь играл принцев, Иванов-царевичей, князей. Обладал зычным голосом, очень импозантной внешностью и своеобразным чувством юмора.

— Ему же тоже хорошо за пятьдесят лет, и вот несколько лет назад он перенес стресс, который пережил рано или поздно любой артист. Главный режиссер долго терпел и еще дольше извинялся, но сказал, что больше не может давать ему роли героев-любовников. Мол, это уже понятно не только родителям, но даже детям. Его перевели на возрастные роли — Леший, Кощей Бессмертный… И грим такой, что Степан испугался, насколько он уже не свеж и стар, что только и может теперь прятать свою увядшую внешность под слоем грима… В общем, обычно такой непростой период проходят красивые женщины, но Степан был красивым мужчиной и для него смена амплуа явилась шоком. Короче, Степан Сергеевич заработал инфаркт.

— Господи! — ахнула Яна. — Серьезно все?

— Да вроде выжил, но тоже требуется какое-то шунтирование, дорогая операция в Москве. Еще у нас пара артистов на грани черты бедности, и дела в нашем театре пошли из ряда вон плохо. Новых спектаклей нет, финансирования ни от города, ни от спонсоров нет. Зрителей стало очень мало, перестали люди ходить в наш театр, разве что только на новогодние елки, и все. Остальное время тишина и болото. Не знаю даже, в чем проблема. Труппа старая, не интересны мы стали. А новенькие не идут… или в Москву, или, на худой конец, в местный драматический театр, но никак не в ТЮЗ. Поэтому и получается, что выходит в тираж труппа ископаемых животных, то есть наша.

— Неужели так все плохо? — удивилась Яна. — Ты мне не говорила.

— А чего зря расстраивать? Да и была слабая надежда, что театр получит городскую субсидию. Мы на это все рассчитывали. А тут — на, отказ! Театр становится нерентабельным, и пошли разговоры, что его хотят совсем закрыть. Наши все в шоке! Лариса Ивановна даже высказалась, что жизнь самоубийством покончила бы, если бы не внучка. Настроение у всех просто упадническое, шоковое.

Яна хлопала длинными ресницами, все пытаясь понять, что маме надо именно от нее. Ей, конечно, было трудно слушать про такие сложности в театре, в закулисье которого она фактически выросла и знала всех этих людей, которые сейчас пребывали в таком бедственном положении. Но одно дело — помочь кому-то точечно и совсем другое — всему театру… этого она не потянула бы точно.