Стоянка поезда всего минута - Мария Метлицкая

Плотно, как в корсет, затянутые в прозрачную пленку сэндвичи – многослойные треугольнички ватного хлеба, проложенные соленой семгой, бледной ветчиной или сыром, лист салата, пару кружков помидоров, маринованный огурец и майонез. Шоколадки, панкейки, вафли, орешки. Напитки и кофе – это самое главное. Лиза была кофеманкой.

«Перекушу, а уж вечером посидим в нормальном месте. Сама виновата, взяла бы пирожки из столовой, они там отличные. И уж точно лучше этих дорогих и безвкусных сэндвичей».

И Лиза стала искать кошелек.

Сумка, огромный, бездонный баул, была черной дырой. Как смеялся Денис, найти в ней можно все, от шляпной булавки до осколка метеорита. Кошелек, как всегда, успешно прятался. Тем временем Рыжая закряхтела, зашевелилась. Потянуло запахом пота – она стягивала с верхней полки огромную сумку. Долго копалась, и в конце концов на столике выстроились пакеты и контейнеры, восхитительно пахнувшие домашней едой.

Ловко и быстро распотрошив их, соседка посмотрела на Лизу. Та, забыв про кошелек, с удивлением уставилась на яства. В плоской одноразовой миске лежал распластанный, словно распятый, цыпленок табака, дразня золотистой прожаренной корочкой и восхитительным запахом чеснока. Салат из редиски, огурца и яиц, заправленный сметаной, Лизин любимый. Маленькие, загорелые, размером с крупный пельмень, пирожки. «Ничего себе, а? Как серьезно человек относится к еде, не то что я», – подумала Лиза.

Ловко, привычно, со знанием дела, Рыжая сервировала стол. Проснулась вторая соседка и так же, как Лиза, уставилась на еду. Они с Лизой переглянулись.

Тележка остановилась возле их кресел.

– С лососем? – переспросила проводница. – И кофе? Черный или со сливками? Что-нибудь еще? Бутылку воды? С газом, без?

Пока Лиза думала, какую брать воду, Рыжая толкнула ее в бок:

– Эй, ты чего! Это говно, – кивок в сторону передвижного буфета, – будешь жрать? Да за такие деньги? Ты что, офигела?

Остолбенев, Лиза буквально лишилась дара речи.

– Брось! – продолжала Рыжая. – Смотри, сколько еды. Как раз на троих. Зря я, как думаешь?

– Спасибо, – выдавила смущенная Лиза. – Но с какой стати? Да и вообще…

– Кончай выпендриваться, – энергично сказала Рыжая. – Одна не потяну, а вот вместе! Глянь, какая цыпа – загляденье! С утра поджарила! А пирожки? С картошкой и с мясом! Вкуснота! Нет, я себя не нахваливаю, но пирожки у меня получаются! Давай, присовокупляйся! – видя Лизино смущение, повторила она и, бросив взгляд на Бледную, кивнула: – И вы, женщина! Хорош, бабы, смущаться!

Фыркнув и порозовев от смущения, Бледная отказалась:

– Большое спасибо, я сыта. Поела перед поездом.

Рыжая пожала плечом:

– Дело хозяйское!

Растерянная Лиза мяла в руках тысячную купюру, пытаясь отдать проводнице деньги и получить свой заказ.

– Проезжайте, девушка, – обратилась Рыжая к проводнице. – Люди-то ждут!

Лиза откинулась на сиденье. «Бесцеремонность. Простота, которая хуже воровства. Нет, я понимаю, она от чистого сердца! Но нельзя же так, танком, на взрослых людей. Куда там маме – той еще учиться! Неужели я в свои сорок пять не имею права решать, что мне нужно?»

Но есть очень хотелось. Броситься за передвижным буфетом и взять себе сэндвич? Неловко. Остаться голодной – начнет болеть голова. Вспомнились обычные мамины слова: «Ты, Лиза, только с виду такая шустрая, а на деле…»

Мама права. На деле она была полной тряпкой.

Сонька с недоумением восклицала:

– Как ты, Лизон, вообще работаешь, как тебя до сих пор не сожрали! Ты же не можешь за себя постоять!

Лиза смеялась:

– Просто я хороший работник!

– Лизка – человек интеллигентный, тебе, Соня, этого не понять, – вредничала Дашка.

Да, это было, было – всегда боялась кого-то обидеть, задеть, ненавидела сплетни, интриги и никогда не принимала в них участие. Знала, понимала – надо быть жестче. Такой нынче мир – не ты, так тебя.

Да, красивая, современная и успешная женщина – подумаешь, прежде чем подойти. Но в душе – а Лиза все про себя понимала, – в душе она по-прежнему оставалась робкой и вечно сомневающейся маленькой девочкой.

– Ну что застыла? – подала голос Рыжая. – Давай налетай!

И Лиза, проговорив «спасибо», принялась за еду.

Цыпленок был так хорош, что она не удержалась и вслед за хрустящим крылышком взяла кусок грудки. И любимый салат был превосходным – со свежей, густой, наверняка рыночной сметаной. А пирожки! Лиза не помнила, ела ли она когда-нибудь что-то подобное!

– Это вы сами? Ну все это… – с набитым ртом спросила она.

Рыжая довольно кивнула:

– Понравилось? Я же тебе говорила! Конечно, сама. Прислуги у меня нет, не по рангу.

Лиза восхищенно проговорила:

– Это что-то, честно! У меня бабушка прекрасно пекла, но чтобы так! Вы талант, не иначе.

– Да брось, – усмехнулась Рыжая. – Какой там талант? Что тут делать вообще? Куренка утюгом придавить, огурцы с редиской нарезать? А вот про пирожки ты права. Мама научила. Она у меня поваром в ресторане работала. Давно, в советские времена. И мамы уж нет, как нет и советских времен. Эх, жизнь…

– По советским временам тоскуете? – с поддевкой спросила Бледная и усмехнулась: – Ну-ну!

– Ага, тоскую. А что тут такого? И ничего в этом не вижу плохого. Ведь как было: езжай куда хочешь – страна огромная. Ни виз тебе, ничего. Медицина бесплатная. Образование тоже. И самое лучшее, надо сказать, образование. Но главное – все друг друга любили… – вздохнула она. – В гости ходили, к себе приглашали. И детский сад стоил копейки. А там и завтрак, и обед, и полдник, и музыкальные занятия, и физкультура. А пионерлагеря? Что в этом-то плохого?

В лес ходили, на костер. Танцы, кино, кружки всякие. И родители были спокойны – дети присмотрены и накормлены. И билет в кино стоил десять копеек, а пирожное с газировкой еще двадцать. И во дворах все гуляли и никого не боялись!

Усмехаясь уголками рта, Бледная в дискуссию не вступала. Уже хорошо. Лиза боялась конфликтов и споров. Она поспешила закрыть тему:

– Да ладно, что спорить. И тогда было много хорошего, и сейчас. Ну и вообще, девочки, о чем мы? Три молодые красивые женщины – и про политику. Как бабки, ей-богу!

– А никто и не спорит, – усмехнулась Бледная, – вот еще!

– И правильно, не спорь! – кивнула Рыжая. – Бесполезно. Все равно я права.

Ничего не ответив, Бледная заерзала на сиденье. На ее гладком, ухоженном лице были написаны презрение и раздражение.

«Молодец, что тему не развила, – подумала Лиза. – С этой Рыжей спорить точно не надо!»

Тем временем та снова полезла в сумку и вытащила термос.