Выстрел в мансарде - Ирина Глебова

Викентий Павлович наконец раскурил трубку и, прищурившись, словно всматриваясь в надвигающееся будущее, попыхивал ею. Плыл аромат прекрасного турецкого табака, и начальник губернского полицейского управления господин Петрусенко от души наслаждался этим вечерним уютом. Вот уже два года, как Викентий Павлович возглавлял губернский сыск. Прежний полицмейстер был уже стар, его с почестями проводили в отставку. А сорокаоднолетний следователь по особо опасным преступлениям Петрусенко получил новое назначение. Да, теперь ему почти не приходилось самому вести активный поиск, следствие – только в исключительных случаях. Но теперь он держал в руках нити многих дел, корректировал, подсказывал, направлял действия других следователей. Учил. Работы было очень много – время такое, как сказал он своему племяннику, – волна катит и вправду штормовая, девятибалльная.

– Да, мой милый, – сказал он грустно. – Сломалась девушка. Да разве она одна! Ох, знал бы ты, сколько нынче самоубийств среди молодежи! Как перед концом света. На моей памяти такого не бывало. Да вот, вчера же утром, в восемь часов городовой, проходя через университетский сад, увидел юношу и девушку. Она лежала на скамейке, он – рядом на земле. Отравились серной кислотой! Причем она была еще жива, но до больницы не дотянула, скончалась.

– Верно, дядя, верно. Но меня все мучает сомнение... Когда я дверь открыл... ну... тогда... она стояла лицом к нему, поручику. И пуля первая в стене, в той же стороне оказалась.

Петрусенко пожал плечами:

– По его версии, сначала она была к нему спиной, повернулась уже после неудачного выстрела в себя.

– Но ведь он может и лгать!

– Может, – согласился вдруг Викентий Павлович. – У нее, кстати, была причина стрелять в этого бравого поручика... Э-э, да ты побледнел, братец. Верно, я тебя обманул, когда сказал, что ничего для тебя неизвестного в следствии нет. Один штришок все же выискался.

– Не тяни, дядя! Что это?

– Да ничего особенного. Просто поручик Реутов имел любовницу. А каково такой девушке, как Радзилевская, узнать, что ее жених, который с ней скромен и нежен, имеет вульгарную плотскую связь... Вот тебе повод, и чтоб в него стрелять, и чтоб самой застрелиться. Как говорится, последняя капля. Est mobus in rebus. Всему есть мера...

– А она что, узнала об этом?

– Это нам неизвестно, можем лишь предполагать.

Дмитрий вскочил, пробежался по комнате.

– Любовница! Собираясь жениться на Женечке! Какой подлец! А может, он обманывал ее, вовсе не собирался жениться... Да, дядя, а кто же та женщина, откуда ты знаешь?

Из гостиной донесся бой часов. Викентий Павлович сосчитал удары.

– Поздно уже, Митенька, – сказал. – Пора идти отдыхать, Саша уж тебя заждался... А насчет того, откуда знаем, – так служба такая. Хотя дело и закрыто, поскольку чистое самоубийство и причин достаточно, все же кое-что мы подразузнали. У поручика любовница – медицинская сестра из военного лазарета. Галина Акимчук, приятная молодая женщина, хорошие отзывы о ней.

– Из лазарета? – Митя закусил губу, задумавшись. Дядя пытливо глянул на него и тут же отвел глаза, благодушно попыхивая трубкой.

– Да, того самого, где твой новый друг, славный разведчик Кожевников, долечивается. Кстати, как он там?

Дмитрий настороженно посмотрел на дядю. Догадался он, что ли, о мысли, промелькнувшей у Мити? Или сам подсказывает племяннику ход? С него станется... Но у Викентия Павловича был такой простодушный вид, и дымовые колечки так красиво улетали к потолку, что молодой человек сам одернул себя: глупости, ничего такого дядя в виду не имеет. Но ему самому уже не давала покоя пришедшая в голову идея.

Дмитрий прошел в ворота кованой ограды городской больницы, но подниматься в палату не стал. Раненые в пижамах курили на крыльце, сидели на скамейках, прогуливались в небольшом садике. Кожевников должен был быть где-то здесь, среди выздоравливающих. Дмитрий быстро нашел его – в веселой компании играющих в карты парней. Увидев приятеля, тот обрадовался, затушил папироску и поспешил навстречу.

Они ушли в сторону и сели прямо на траву под яблоней, спасаясь от солнца. Николай расстегнул куртку – мощную мускулистую грудь пересекал красный, едва затянувшийся шрам, вызвавший у Мити дрожь. Но сам Коля был счастлив: вчера ему сняли повязки и пообещали скоро выписать.

– На фронт, Митяй, на фронт поскорее хочу. Ребятам моим там сейчас тяжко приходится. Эх, газеты хоть не читай!

Он извлек из кармана пижамы сложенный и потертый листок «Губернских ведомостей».

– Смотри-ка, чего пишут... «Армия Брусилова перешла в наступление. Особая армия встретила на Ковельском направлении чрезвычайно упорное сопротивление немцев, успевших подвести подкрепление и массу артиллерии». А у немцев еще и аэропланы, летают эскадрильями по 20 и больше аппаратов. Время же взятия Ковеля упущено! «...Восьмая армия билась отлично у деревни Кошель...» Это же моя армия, Митя. Любимая Брусиловская! И мы за нашим генералом – хоть в пекло. Знаешь, какой это человек, Алексей Алексеич! Чисто Суворов! Отец солдату. Но и строг... Я ведь начинал с ребятами это дело – прорыв на Луцк, там, на Волыни, и ранили. А теперь они без меня под Кошелем девять тысяч пленных взяли да сорок шесть орудий!

Митя взял у него газету. Вчерашняя. Просмотрел и на секунду прикрыл глаза, увидев заметку: «Следствие об убийстве Калугиной продолжается. Покончила с собой одна из свидетельниц...» Протянул газету Николаю:

– Прочти.

– А-а, я читал. И раньше читал, как пьяный негодяй зарезал барышню... Да, тут в городе тоже дела невеселые.

– Я знал обеих девушек, – мрачно сказал Дмитрий. – Вторую, что с собой покончила, особенно хорошо. И видел, как это было. Я тебе сейчас расскажу, послушай внимательно. Тут есть неясности. А я – юрист, будущий, конечно, но все же... Хочу разобраться. Ты разведчик. Может, вместе сообразим, что к чему.

...Для себя Дмитрий связал безоговорочно две смерти – Зины Калугиной и Жени. Не так, как дядя: Женя в сильном потрясении от увиденного убивает себя! Нет, он считал, что тут все куда сложнее, но сказать об этом Викентию Павловичу постеснялся. Один сомнительный разговор и ссора между молодыми людьми – да опытный сыщик высмеял бы его. А вот Коле он расскажет о своих подозрениях и начнет с убийства Зины... Он достал принесенную с собой газету:

– Я прочту тебе заметку, хотя ты говоришь, что читал ее. Но все же так лучше. Вот две недели тому. – Митя сглотнул комок, начал медленно: – «Вчера в два часа дня в помещении отдела статистики Южной железной дороги конторщик Михаил Усов кухонным ножом нанес смертельную рану Зинаиде Калугиной. В этот день он пришел угрюмый, ушел на некоторое время, воротился выпивший. Как признался – пил водку. Вернувшись, вскоре направился к столу З.К., схватил ее за руку и вонзил нож в спину. Она упала замертво, а он еще несколько раз ударил по рукоятке торчащего из спины ножа. Сослуживцы его схватили, вызвали полицию... Калугина была веселая, очень красивая девушка, Усов – замкнутый, молчаливый, недалекий...»