Ловец знаний - Роман Пастырь

Именно что тело, а не я сам. Состыковка… Или процесс интеграции духа в новое тело — особая часть пути ловца. Согласно регламенту, следует захватить тело как можно скорее. То, что другая личность при этом уничтожается — ради пополнения универсума, наш бог и не такое простит.

Мама рассказывала мне многие истории. Некоторые показывала в омуте виденья, который использовала сама, чтобы наблюдать за другими мирами. Поэтому я был знаком со многими культурами. Так как это не практиковалось, возможно, я был самым всесторонне образованным подростком. Не в плате углубленности знаний, но в плане понятия того, как может быть — уж точно.

Отсюда и моё понимание, что наше общество — та ещё клоака. Где-то захват чужого тела считался нормой. Где-то местным это даже в голову не придёт, а если они с этим столкнутся, то назовут святотатством и позовут экзорциста. Или по простому прибьют, да прикопают поглубже.

Наш бог отвечал на это просто — знание превыше всего.

Я же здесь и сейчас выбрал это считать неизбежностью. Меня не спрашивали, когда закидывали в озеро путей. Как и не спрашивали мальчишку, внутрь которого влетел чужой дух.

Нам обоим просто не повезло.

Сдаться и тихонечко сдохнуть я не мог. Банально не хотел… В чем честно себе признавался. Но были и кое-какие другие причины. Первая — я не хотел подвести своего бога. Так уж мы устроены, его дети. Нас хлебом не корми, дай узнать что-то новое. Моё любопытство уже пробудилось. Я уже пылал желанием отправиться странствовать по миру, чтобы раскрыть его тайны. Вторая причина — многие считали меня лентяем, раздражающим мальчишкой, высокомерным ублюдком. Может так оно и есть. Но я всегда щепетильно относился к своим обещаниям.

Вернуться и заставить Кайло вместе Сэмом заплатить за эту подставу — о, ради этого можно и постараться.

Третья и главная причина — моя мать. Единственная женщина, которую я любил. Единственная, кто заботилась обо мне, несмотря ни на что. Я побывал в постелях многих дев, но они воспринимали меня, как трофей, а не любили.

Не то, чтобы меня это смущало…

Мама — другое. Я мог сколько угодно не думать о том, что происходит вокруг, на чьи мозоли я наступаю, сколько раздражения вызываю… Но здесь и сейчас, влипнув по самое не хочу, невольно задумался о подоплеке событий. Без моего отца… Без меня, пусть и не главного наследника, но всё же признанного дедом потомка… Она всего лишь наложница… В общем, ей могут сделать что-то нехорошее.

Если я погибну, то уж точно её ничего хорошего ждать не будет. Поэтому я обязан выжить, вернуться и защитить маму.

Так что, парень, чье тело я занял — прости. Жизнь жестока. Я этого не хочу, но твоё тело заберу, потому что…. Потому что выбора то у меня и нет.

Знать бы ещё, как именно это сделать.

* * *

Прошло пару недель, не меньше, когда появились оптимистичные проблески в моей ситуации. Вспоминая, чему меня учили, я латал свой дух. По ниточкам и крупицам знаний его собирал.

Не даром же говорят, что мы дети того, кто олицетворяет собой истину. Сохранять информацию в духе — это наша главная особенность. Поэтому мы помним себя после перехода. Помним то, что умели. Размышляя над ситуацией, проверяя накопленные знания, а где-то и восстанавливая их, я исцелялся. А вместе с этим росли мои возможности.

После травмы мальчик то ли сразу на тот свет отъехал, то ли в кому впал… Факт есть факт, его сознание превратилось в руины и кашу. Я никогда не слышал, что с таким делать.

А на память я не жалуюсь… Настолько не жалуюсь, что при концентрации даже те лекции, на которых спал, могу вспомнить. Спасибо маме, которая в шесть лет передала мне дар из чужой семьи, расплатившись с ними хорошей наводкой на перспективный мир.

Разбитое на осколки сознание выглядело, как набор островков, повисших в воздухе. В буквальном, хоть и метафорическом смысле. По мере исцеления и нарастания связи телом, мой дух адаптировался. Это и привело к тому, что пустое, темное пространство оформилось во внутренний мир. Сейчас он состоял из осколков личности — тех самых островков. Они как камни, висели в пустоте, спутанные между собой лианами — мыслями и ассоциациями, которые успел накопить ребенок.

Я не видел, что именно здесь надо захватить, чтобы полностью завладеть телом.

Единственное, чего смог добиться, нашёл участки, отвечающие за восприятие и подключился к зрению. Подключился и к ощущениям, но быстро отключился. Очень уж некомфортно лежать на жесткой телеге, с жуткой головной болью, на солнцепеке, ещё и нюхать запах пота. Как своего, так и той скотины, которая тащила телегу.

Телега хоть и имела навес, но это не спасало от жары. За день крышу напекало так, что я ощутил, будто мальчика хотят запечь заживо. Достаточный аргумент, чтобы отгородиться от этого.

День сменялся днём, одни облака меняли другие. То дождь пойдет, то солнце опять попытается сжечь тех, кто не озаботился тенью. Телу становилось то хуже, то лучше, в полной мере демонстрируя те риски, с которыми сталкивается ловец знания.

Нам много успешных историй рассказывали. Половина из них начиналась с того, что ловцу повезло. Попал в нужное тело, в нужное место. Что-то не похоже, что я оказался в теле наследного принца, сына архимага или кого-то значимого. Скорее ребенок бедных крестьян или кого-то схожего.

Да и не видно, что здесь на каждом углу лечат травмы головы. Так что у меня есть все шансы в ближайшие дни помереть, а если выживу, то остаться инвалидом. Так себе перспектива.

Гнетущая.

Я пытался разобраться в том, где оказался, какие у меня перспективы, но кроме синего неба и ночевок в деревнях не видел. Как только небо окрашивалось восходящим солнцем, так двое людей, с кем я «путешествовал», отправлялись в путь. А как солнце начинало садиться, обычно к этому моменту я лежал где-нибудь на лавке либо в трактире, либо в сарае.

Ещё одна особенность моего народа — подмечать детали. Ни разу мы не ночевали под открытым небом. Ни разу я не видел признаков высокоразвитой цивилизации. Скорее наоборот. Примитивный технологический уровень, где нет электричества и водоснабжения.

Я пытался слушать, что говорят, но с этим тоже проблемы возникли. Двое сопровождавших меня людей не хотели обсуждать свои планы, находясь рядом со мной. По большей части они ругались. Женщина настаивала, чтобы мы нашли хорошего лекаря. Мужчина ворчал, что баронский лекарь меня уже смотрел и сказал, что само пройдет.

В тактичности ему не откажешь. Ни разу он не сказал, что если не пройдет, тогда помру.

Куда мы едем, зачем, почему не живем в одном месте — это ускользало от меня. Только одно радовало — меня не пытались убить, сожрать или уничтожить каким-нибудь изуверским способом. Что для красного мира редкость.

Тихая идилия продолжалось, пока телега не остановилась и путь нам не преградил старик.

* * *

К моменту встречи меня уже начали поднимать, чтобы накормить. Двое родителей, а по их заботе о ребенке я догадался, что это именно они, были сведущими в медицине также глубоко, как я в ухаживание за лошадьми. То есть никак.