Дочь вампира - Михаил Ладыгин

Нечеловеческим усилием воли он заставил себя приготовить в последний путь любимого сына. Хотя явление попадьи сильно поколебало его веру в народные способы борьбы с упырями, опасаясь за душу ребенка, он всё-таки совершил над ним чудовищный обряд.

После этого он запер дом, уехал в Москву и запил. Как он прожил год, отец Никодим не помнил. Он ночевал на вокзалах или у случайных собутыльников. Подрабатывал, разгружая ящики у ларьков, собирал винную посуду, иногда побирался. Даже книга Иова не могла вывести его из состояния отупения, в которое он впал, потеряв сына, а вместе с ним и веру.

Облегчив душу рассказом или же заглушив боль водкой, мой приятель уснул, а я, раскурив трубку, принялся обдумывать услышанное. В повести отца Никодима многое для меня показалось странным. Самым загадочным представлялось мне явление попадьи. В отличие от спившегося батюшки, я ни на секунду не сомневался в эффективности осинового кола и отрезания головы вурдалаку. Однако же это не остановило попадью. Что-то здесь не сходилось.

Я легко объяснил для себя неуязвимость самого отца Никодима. Даже теперь, полностью опустившись, он не пропил большого серебряного креста, висевшего на его груди. Именно этот старинный крест, скорее всего, оборонял священника в Болотове. Судя по всему, сохранялась какая-то лазейка в доме священника, через которую проникали вампиры. Нелепо ждать очищения села, если в нём жили фельдшеры, не отражавшиеся в зеркалах, если в нём царила mors inmortalis3. Всё это казалось мне понятным и, несмотря на всю трагичность, даже занимательным. Но вот неуязвимость попадьи я объяснить себе никак не мог.

В конце концов, я пришёл к заключению, что отец Никодим видел призрак жены, явившейся к ребёнку уже после того, как тот стал жертвой какого-то другого вампира, проникшего в дом через оставленную попом лазейку. Успокоив себя этой версией, я тоже уснул.

Утром я обнаружил отца Никодима опохмелившимся моим коньяком, угрюмым, но деловитым. Помявшись, он попросил одолжить ему денег.

— Не на водку прошу, — мрачно объяснил он. — В Болотово ехать надо. Согрешил я вчера.

— И не только вчера, — саркастически заметил я.

— Вчера, — упрямо повторил мой гость. — Спьяну рассказал про свою невзгоду двум студентикам в пивной. Они приставали ко мне с расспросами о Болотове.

— Ну и что? — равнодушно поторопил я неугомонного рассказчика, размышляя, отпускать ли его из дома в столь невменяемом состоянии.

— А то, что ключи я им от дома дал и дорогу объяснил. Им, видишь ли, в фольклорную экспедицию ехать надо. Заедят их там упыри.

— Ну, ты даёшь, батюшка! — присвистнул я, намазывая хлеб маслом. — Как же тебя так угораздило?

— Выпить очень хотелось. Да и не поверил я вначале, что они серьёзно туда навострились.

— Может, они и не поедут, — попытался успокоить я разволновавшегося однокашника.

— А если поедут? Мало на мне загубленных душ? Ещё этих добавить?

— Ладно, — согласился я. — А сам-то как ты в дом попадёшь, если ключи отдал?

— У меня дубликат есть, — сознался отец Никодим.

Посмотрев ему в глаза, я понял, что в силу неведомых мне причин, в нём пробудилась прежняя неукротимость духа, раз он не на шутку обеспокоен судьбой каких-то двух молокососов.

— Стало быть, так, — сказал я ему, подумав немного. — Денег я тебе дам, но при одном условии. В Болотово ты не поедешь. Тебе в твоём состоянии там делать нечего. Ключи отдашь мне. Я сам туда прокачусь. Отдохну немного от дел столичных, а заодно разберусь с твоими вампирами. Поверь, отче, я в этих делах получше тебя разбираюсь. Ты же пока поживёшь здесь, придёшь в норму, обретёшь человеческий облик, а когда я вернусь, мы подумаем, как тебе жить дальше.

— Ты что, в отпуске, что ли? — поинтересовался он с сомнением, и я понял, что он решил, будто ему просто морочат голову.

— Видишь ли, отче, моя работа зависит только от меня, — объяснил я. — Хочу — работаю, хочу — отдыхаю. А доходы позволяют мне вести такой образ жизни. Я, говоря современным языком, человек состоятельный.

— Вот и заедят тебя упыри, состоятельного, — наставительно пообещал он.

— Меня-то они не заедят, — усмехнулся я. — Говорю же тебе, что разбираюсь в них получше тебя, алкоголик несчастный. Если кто из нас сможет с ними сладить, так это я. Так что давай мне ключи, а сам обустраивайся здесь до моего возвращения. Мне ещё на дачу надо съездить, подготовиться как следует. Ты не волнуйся, я поеду на машине, так что студентов твоих успею встретить на месте, если только они в самом деле решатся посетить Болотово.

Поспорив ещё немного и рассказав о себе кое-что отцу Никодиму, я сумел уговорить священника принять моё предложение. Он получил от меня деньги, а я забрал ключи, торопясь в свою загородную резиденцию.

Я давно заметил, что вождение автомобиля весьма способствует философским размышлениям и систематизации информации. Подъезжая к даче, я уже ясно представлял себе последовательность дальнейших действий.

Во-первых, я поздоровался со своими домочадцами, о которых расскажу несколько позже. Во-вторых, напился крепкого душистого чаю с крендельками, заботливо приготовленными домоправительницей Дашей. В-третьих, я выдал задание Фёдору, управляющему моим загородным имением. Хотя молчаливый и сдержанный Фёдор за пять лет добровольной службы научился ничему не удивляться, полученные распоряжения вызвали у него лёгкое беспокойство.

— Опасно? — только и посмел спросить он.

Здесь следует уточнить, что Фёдор возложил на себя хлопотливую и, увы, неблагодарную обязанность быть моим телохранителем. Для меня же его рвение чаще всего оказывалось досадной помехой, хотя несколько раз он всё же оказывался в нужном месте, когда моя жизнь висела на волоске.

— Если ты всё сделаешь, как я тебя просил, для меня опасности не предвидится, — вежливо ответил я.

— А для кого предвидится?

— Для всех, кто окажется рядом со мной.

— Один поедете? — Фёдор со скрытой надеждой заглянул мне в глаза.

— Нет. Но тебя с собой не возьму. Поедут Патрик, Корвин и сэр Галахад.

— Господи помилуй! Скотиной рисковать? — Фёдор позволил себе усомниться в моих решениях, что свидетельствовало о крайней степени его взволнованности.

— Видишь ли, Фёдор, я, действительно, вынужден подвергнуть их нешуточной опасности. Но не потому, что считаю их жизни менее ценными, чем жизни людей. Ты же знаешь, что я не слишком люблю человечество. Просто они могут мне помочь, а ты нет. Я беру с собой команду, в которой каждый знает, что ему делать. Извини, но учить тебя у меня нет времени. Единственное, чем я могу тебя успокоить, мне предстоит иметь дело не с людьми.