Вежливый человек - Олег Александрович Сабанов

— А мне вот как трезвому, так и пьяному невесело, а про праздник жизни я уже и думать забыл! — выслушав гостя сокрушенно воскликнул Стасик, досадливо махнув рукой. — Спроси меня сейчас: «Какого рожна, ты, дурик, ушел в запой?», я вряд ли смогу вразумительно ответить. Как, впрочем, и ты про себя, несмотря на начитанность, умный вид и роговые очки!

Столь категорическое утверждение никаких возражений не вызвало, так как собутыльники уже достигли той степени опьянения, в которой внешние раздражители если и важны, то много меньше, чем внутренний диалог с самим собой и обитающими в сознании образами. К чести хозяина квартиры, он, видя состояние своего гостя, настоял на том, чтобы тот даже не думал идти домой. Сергей же только обрадовался возможности заночевать у своего радушного приятеля, отложив возвращение в квартиру матери до утра, и тем самым избежать опасного хождения по ночному городу на подкашивающихся ногах. Собственно, у него и сил-то оставалось только на разъяснительный звонок беспокоящейся за него родительнице, после чего со спокойным сердцем задремать прямо на табурете, прислонившись спиной к стене.

Нельзя сказать, что с того вечера они стали неразлучными корешами, однако их сближение сразу же отметили в компании пьянчужек, где приятели встречались практически каждый божий день. Лишь однажды запойный товарищ по несчастью нагрянул к Стасу в первой половине дня, когда он уже собирался уходить.

— Еще телевизором отвлекаешься или накатил уже? — шутливо поддел нежданный визитер чуть замешкавшегося хозяина, после дружеского рукопожатия. — А я тебе книжку принес, как обещал. Ну не к супермаркету же мне ее тащить!

— Спасибо огромное! — нелепо произнес в ответ Стасик, не находя более подходящих слов из-за подкатившей тошноты. — Проходи на кухню, сейчас поправимся. Только подожди чуток, я сначала быстренько умоюсь.

Он попросил положить завернутое в яркий полиэтиленовый пакет издание на столик возле зеркала прихожей и сразу убежал в ванную комнату, а по прошествии получаса опохмелившиеся приятели уже топали к месту ежедневных сборищ опустившихся бездельников.

Книга оказалась сборником повестей и рассказов советских писателей, призванных по задумке издателей нещадно обличать порок пьянства. Из пяти произведений Стасу были знакомы только две вещи, вышедшие из-под пера Шукшина — «А поутру они проснулись» и «Материнское сердце». Следующим утром он вместо привычного переключения телеканалов в поисках яркого шоу или увлекательной передачи, несмотря на отвратительное самочувствие, решил во что бы то ни стало прочесть хотя бы треть повести Виля Липатова «Серая мышь». Проникнутая горьким сарказмом история четырех жителей сибирского поселка, посвятивших выходной день тому, чему сам читающий отдавал дань уже много дней, захватила его с первых страниц, что оказалось совсем неудивительно, ведь в героях повести он узнавал себя и свое новое окружение. Тонко переданные чувства и повадки таких разных собутыльников, объединенных в пьяную компанию общим пристрастием, были словно списаны автором с самого Стасика и знакомых ему горемычных алкашей. До полудня он успел прочесть большую часть повести и сам удивился, как быстро пролетело время, обычно тянущееся мучительно долго.

Встретившись во второй половине дня с сидевшим на покосившейся скамье невдалеке от супермаркета Серегой, он хотел поделиться своими эмоциями от произведения, а также согласиться, что только побывавший в удушающих объятиях зеленого змия читатель сумеет по-настоящему проникнуться подобным повествованием, однако только открыв рот, осекся на полуслове, увидев его почерневшее лицо.

— Ночью чуть концы не отдал. Грудь сдавило, воздуха не хватает, изжога, рвота. Сейчас вроде бы полегче, земляки не дают помереть, — произнес он чужим, надтреснутым голосом.

Словно в подтверждение его слов, один из таких опухших земляков подскочил к нему с белоснежным пластиковым стаканчиком в грязной пятерне и заботливо просипел.

— Держи, старичок! Не раскисай, дыши! А я ради хорошего человека пока перебьюсь. Позже наверстаю.

Еле заметно кивнув в знак благодарности, Сережа взял из протянутой руки стаканчик, насильно влил его содержимое себе в нутро и, закрыв глаза, медленно откинулся на спинку скамьи. Стас учуял терпкий запах календулы, сразу напомнивший ему процедуру полоскания воспаленного горла и горький привкус спиртовой настойки во рту, хотя он мог легко спутать ее с тем же пустырником, который имел здесь не меньшую популярность. Будто прочитавший его мысли пьянчуга, вернувший в свою пятерню пустой стаканчик, весело подмигнул Стасику, после чего, многозначительно подняв вверх указательный палец свободной руки, изрек:

— Лекарство!

Минут через пять лицо Сергея и правда немного посветлело, дыхание стало не таким частым и более глубоким, а на щеках проступил слабый румянец. Подняв припухшие веки, он внимательно посмотрел на сидевшего рядом приятеля, словно пытаясь убедиться в подлинности его личности, после чего тихо произнес:

— Так я не понял, какой рассказ ты начал читать?

Обрадовавшись заметному улучшению состояния единственного человека из всей компании, к которому чувствовал дружескую симпатию вместе с элементарным уважением, Стас, дабы не быть излишне утомительным, в менее развернутой, чем собирался изначально форме, поведал о своих впечатлениях от прочитанной части книги. Сергей выслушал его внимательно, временами понимающе кивая и поддакивая, после чего, по-стариковски кряхтя, поднялся на ноги.

— Пойду, пожалуй, домой. Слабость до сих пор сильная. Полежу, авось засну, — сказал он, похлопав Стасика по плечу. — Ты не тяни, повесть дочитывай, а завтра обсудим, как настоящие критики.

Решительно отвергнув предложение проводить его, Сережа взял прислоненную к темному стволу зеленеющей у скамейки липы деревянную клюку, которую Стас до этого не замечал, и неспешно поковылял прочь. Провожая взглядом непривычно сгорбленную спину в неизменном коричневом пиджаке, Стасик неприятно поражался произошедшей за сутки перемене в облике доброго приятеля, вот только помыслить не мог, что видит его последний раз.

Хмурым утром следующего дня Станиславу пришлось установить у изголовья кровати настольную лампу, чей направленный свет позволил дочитать повесть Липатова и пробежать глазами пару первых страниц «Расплаты» Тендрякова. Ближе к обеду небо окончательно заволокли низкие тяжелые тучи, а деревья за окном застыли в стихшем ветру, будто напуганные дальними раскатами грома.

Стасик подумывал провести весь день дома в обществе увлекательной книги, однако повинуясь необъяснимому зову иного, по большей части далекого от литературы сборища, исполнил ставший традиционным полуденный ритуал на кухне, после чего, выйдя из дверей подъезда, поплелся к магазину. Ударная доза водки обжигала изнуренное безостановочными возлияниями нутро, воссоздавая иллюзию хрупкого душевного равновесия, но уже не бодрила, как прежде.

Еще издали он заметил карету скорой помощи у скамейки, где вчера разговаривал с Сергеем, отчего в смутном предчувствии беды машинально ускорил шаг. Однако через мгновение дорогу ему перегородила сутулая фигура опухшего пьяницы, прошлым днем подносившего его приятелю пахучее «лекарство» в пластиковом стаканчике.