Мы бомбили Берлин и пугали Нью-Йорк! 147 боевых вылетов в тыл врага - Максим Свириденков

На следующий год военком принял меня с распростертыми объятиями и сразу включил в списки кандидатов в летное училище. Тем более что я пришел туда уже не как учащийся, а как представитель рабочего класса. В августе 1940 года я получил повестку и вскоре с группой ленинградских парней убыл в Петрозаводскую летную школу. Что интересно, она оказалась на берегу реки Волхов в Селищинских казармах, построенных еще графом Аракчеевым. Аэродром находился в нескольких километрах по другую сторону реки, около станции Спасская Полисть.

Однако долго мы там не задержались, и в середине зимы погрузились в эшелоны и поехали на юг организовывать новую Краснокутскую летную школу в маленьком городке Красный Кут, южнее города Энгельса в АССР Немцев Поволжья. Там мы приступили к ускоренному изучению и полетам на самолете «Р-5». Этот устаревший самолет все еще находился на вооружении в Красной армии как многоцелевой. Очень выносливый, он прекрасно зарекомендовал себя во всех климатических условиях. Первые Герои Советского Союза Молоков, Каманин и Водопьянов именно на этих самолетах вывезли экипаж затонувшего в Ледовитом океане ледокольного парохода «Челюскин». Самолет «Р-5» имел пулемет «ПВ-1» для стрельбы через винт и спаренный пулемет Дегтярева на турели, кроме того, он мог брать на внешней подвеске до 600 килограммов бомб. Как видите, машина вполне достойная, но, к сожалению, уже устаревшая.

По окончании полного курса летной подготовки мы, курсанты, предстали перед государственной комиссией Военно-воздушных сил. 21 июня 1941-го мы сдали все положенные экзамены. Все! Мы — летчики! Конец полетам по «коробочке» и в зону! Завтра воскресенье, отпразднуем окончание школы, а в понедельник получим назначения и разъедемся по полкам и дивизиям нашей необъятной Родины! Я ощущал себя человеком, у которого сбылись все заветные мечты. Но жизнь внесла свои жесткие коррективы. Боевая тревога застала нас в палатках еще спящими. Через несколько минут мы уже привычно отшвартовали и расчехлили самолеты, начался прогрев и проба двигателей. Пока выполняли все это, ругались, в голове крутилось: «Ну надо же, мы ведь уже не курсанты, чтобы нам такую ночную тревогу устраивать!» Однако когда все эскадрильи доложили о готовности, было объявлено общее построение, где начальник школы впервые произнес это страшное слово: ВОЙНА!

Уже на следующий день после нападения Германии в школу пришел первый военный приказ: сформировать боевую эскадрилью и направить ее в распоряжение штаба округа в Ростов-на-Дону. А у всех нас просто кровь кипела: «Полетим на фронт, покажем немецким гадам!»

Однако надежды, что часть экипажей будет укомплектована нами, новоиспеченными летчиками, не оправдались. Через двое суток десять самолетов «Р-5», пилотируемых нашими летчиками-инструкторами, с летнабами из штурманов и техников взлетели со школьного аэродрома и, сделав прощальный круг, взяли курс на запад. Больше об этих экипажах мы ничего не слышали ни от руководства школы, ни даже по «солдатскому радио». И мы начали писать рапорты с просьбой немедленно, как можно скорее отправить нас в действующую армию, а то, не дай бог, война победоносно закончится без нас.

Ответ всем был один: «Ждать приказа!» И приказ появился, но совершенно не такой, как мы хотели: никакого фронта и действующей армии, наоборот, срочно грузиться в эшелоны и в глубокий тыл, в город Чкалов (ныне Оренбург).

Там наша школа должна была влиться в Первую Чкаловскую школу пилотов в качестве десятой и одиннадцатой эскадрилий, а нам полагалось срочно приступить к изучению и полетам на более современном, чем «Р-5», самолете «СБ».

Ехали в вагонах мы с грустными мыслями: «Опять учеба: новая материальная часть, особенности пилотирования двухмоторного самолета, новые двигатели и оборудование, скорострельные пулеметы — только теории на полгода!» Нам тогда казалось, что наши войска за это время уже достигнут Берлина, а мы и поучаствовать в войне не успеем. Ох, невесело я смотрел на перрон из окна, прощаясь с городком Красный Кут.

Эшелон, в котором мы разместились, продвигался на восток, а весь наш наличный самолетный парк поднялся в воздух и перелетел на центральный аэродром Чкаловского авиаучилища. И вот только тогда и в штабах, и в Чкаловском училище поняли, что планируемое размещение еще одной летной школы на имеющихся площадях города Чкалова нереально и надо искать другое решение. Не было не только казарм и учебных классов для нескольких сотен курсантов, но не было и жилищного фонда для преподавателей, инструкторов, обслуживающего персонала, не было столовых, складов, бань, прачечных и пекарен. С этим еще можно было бы мириться: потесниться, перейти на трехсменный цикл работы и учебы. Но что полностью исключало размещение на площадях Чкаловского училища, так это отсутствие свободных аэродромов. Посадить дополнительно несколько десятков самолетов и дать им ежедневно 10–12 часов летного времени на имеющихся аэродромах — об этом не могло быть и речи. А одновременные учебные полеты разнотипных самолетов на одном аэродроме категорически запрещались по условиям безопасности полетов.

И вот, пока наш состав стучал колесами на стыках рельсов по уральским степям, в штабе ВВС было принято решение: в очередной раз переформировать и переименовать нашу многострадальную школу в 3-ю Чкаловскую школу пилотов и назначить ей место дислокации в сорока километрах восточнее города Чкалова, в поселке Чебеньки.

Туда и направили наши эшелоны. Сказать, что в Чебеньках нас никто не ждал — это будет слишком мало. Когда мы начали вылезать из теплушек и разгружать свое имущество, сбежалась сначала ребятня, а затем чуть ли не все население поселка. И посыпались вопросы: кто вы такие и зачем к нам приехали? Чем будете заниматься и сколько времени? Где будете жить и где будут жить семьи ваших командиров и начальников? И еще сотни вопросов.

Мы, как могли, отшучивались и пожимали плечами. Не потому, что это было какой-то военной тайной, а просто сами ничего не знали, и эти же самые вопросы плюс еще десятки других мы задавали как друг другу, так и нашим командирам.

Переночевали мы в придорожных кустах, рядом со штабелями выгруженного имущества. У нас даже воды в достаточном количестве не было, поэтому утром, что называется, умылись двумя пальцами, потом получили сухой паек, и тут же раздалась команда загрузить постельные принадлежности в машину, а личные вещи взять с собой. В результате нам с полными рюкзаками за плечами пришлось совершить трехкилометровый бросок по степи при температуре плюс тридцать градусов.

Однако, прибыв в назначенное место, каждый из нас просто обомлел, какая красота оказалась вокруг. Мы стояли на высоком берегу быстрой и очень чистой реки Сакмары. Противоположный, более низкий берег был сплошь покрыт густым лесом, а метрах в двухстах от реки, на нашем берегу, солнечно желтело бескрайнее море поспевающей пшеницы.

Но долго любоваться окружающей природой нам не пришлось. Раздались привычные команды: «Встать! Выходи строиться поэскадрильно! В две шеренги становись!» И вот перед нами возник начальник строевой и физической подготовки школы. Он начал говорить, уверенно жестикулируя: «На этом месте вашими руками будет построен полнопрофильный летний палаточный лагерь нашей школы. А там, где вы видите созревающую пшеницу, сразу же после ее уборки будет создан базовый аэродром, опять же вашими руками. Руководить этими работами поручено мне!»