Иван Проханов - Людвик Шендеровски

Ей только битва суждена.

Её борцы теперь в изгнаньи, Залиты кровью боевой;

Она в слезах, она в рыданьи

За мир, объятый суетой...

Та Церковь вечна и едина...

Хотел бы я быть в ней слугой, Но слуг там нет. Прими как сына Меня в ту Церковь, Бог благой!” (“Песни Христианина”, 79)

Проханов верил, что члены этой невидимой Церкви, братья во Христе по духу, рассеяны в церковных общинах разных направлений.

В 1922 году он обнародовал воззвание к духовенству православной церкви под названием “Евангельский клич”.

22 ноября того же года он устроил по всей России собрания евангельских христиан с целью объединения в молитве всех христиан, независимо от их церковного направления (включая и православных). Собрания эти имели большой успех. На одном из них, в Москве, присуствовал и В. Ф. Марцинковский.

Весною 1923 года он видел И. С. напредсоборном съезде православной “древле-апостольской группы” духовенства и мирян. Ему дано было слово. Перед тем, как произнести его, он обратился к Богу со свободной молитвой, прося у Него благословения на съезд. В речи своей он коснулся основ и строя истинной церкви по Слову Божьему. Подробно же свои взгляды на обновление церкви и на объединение всех верующих изложены И. С. в известном его воззвании “Клич воскресения”. Оно было обнародовано на Пасху 1933 года. В этом обращении он призывает христиан не к внешней реформации, а к внутреннему преображению, к воскресению на основании слов апостола:

“Встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос!”

Проханов призывает “назад ко Христу”, к чистоте пер-вохристианства, к христианству Христа. Лишь в возрождении церкви лежит преодоление мирового кризиса.

“Мы знаем, — писал он в воззвании, — что достаточно бывает поднять маленький зонтик или опустить малые шторы, чтобы свет великого солнца перестал светить на нас. Достаточно было людям ввести некоторые добавочные предметы в практику жизни, чтобы свет Евангелия перестал достигать народные массы. Не солнце Евангелия повинно в этом, а сами церкви и вероисповедания, “завесившие себя шторами добавлений и изменений”.

Проханов верил в Церковь, которая является не организацией, а живым организмом. В её основе лежит отдельная община, как самостоятельная, самоуправляющаяся свободная единица.

“Свободная Евангельская Церковь в Росии не есть какая-либо секта, — говорится в “Кличе воскресения”. — Она живёт вселенским идеалом.” По мысли Проханова, назначение этой церкви — внести новую, евангельскую, культуру в жизнь, чтобы во всём быте, в науке, в искусствах выразился смысл самой высокой евангельской вести: “Христос воскрес!”

В отношении же к другим церквам “Клич” проповедует лозунг Блаженного Августина:

“В главном единство, во второстепенном — свобода, во всём любовь”.

По убеждению Проханова, вселенская церковь будет состоять из “духов праведников”, происшедших изо всех народов, племён и всех религиозных организаций. Только воскресшая церковь может угасить дух неверия (атеизма, материализма) в народах, победить кризис духа. Он мечтал о созданий одной вселенской первохристианской церкви (ЦЕРКВИ ВОСКРЕСШИХ).

* * *

Церкви Христовой не одолеют врата ада.

В. Ф. Марцинковский вспоминает, ка.к осенью 1921 года, по освобождении из тюрмы, он отправился на собрание евангельских христиан в Москве. Он говорил там на тему “Даниил” — о необходимости мужественного исповед-ничества в духе апостольского слова:

“Должно повиноваться более Богу, нежели человекам”.

После проповеди весь зал (человек 600), стоя, исполнил гимн, написанный Прохановым:

“О, нет, никто во всей вселенной

Свободы верных не лишит, Пусть плоть боится цепи пленной И пусть тюрьма её страшит!

Но мысли, тьмой порабощенной, Сам Бог любви свободу дал, И цепи ей, освобождённой, Доныне мир не отковал...”

(“Песни Христианина”, 74)

В этом вдохновенном гимне И. С. воплотил страстную русскую надежду на свободу... За эту свободу боролось и евангельское движение, во имя её страдали и умирали в рудниках и тайге Сибири так называемые сектанты, предки И. С. Он был их достойным потомком, который тоже претерпел за веру лишения и тюрьму.

Но в борьбе за свободу Проханов призывал пользоваться лишь мечом духа и никогда, даже в самые тяжелые минуты, не покусился заменить его “мечом материальным”. Он напоминает борцам увещание апостола брать “меч духовный — слово Божие”:

“Наш меч не из стали блестящей, — пел он, — Не молотом кован людским.

Он, пламенем правды горящий, Дарован нам Богом Самим...

Он цепи греха разрубает

И пленным свободу даёт;

Сквозь дебри он путь пролагает, И к истине путь тот ведёт.

Как молния грозные тучи, Пронзает он вражеский строй; От Господа меч наш могучий, И нужен ли меч нам иной?”

(“Песни христианина”, 76) # #

Вся жизнь поэта-христианина — это песнь о Христе, о Его любви. В свете этой любви самая смерть не страшит его.

“В конце пути через туман Блеснет мне вечный Ханаан, И я в спасительных лучах Забуду горе, смерть и страх.”

(“Гусли”, 308).

Смерть — лиш переход от скитаний на чужбине в дом Отца.

“Мы все войдём В отцовский дом И, может быть, уж вскоре. Пройди ж скорей, Пора скорбей, Рассейся, грех и горе!”

(“Гусли”, 373)

Всё ближе вечный дом, Где ждёт меня Отец; Уж слышу я псалом Искупленных сердец...” (“Гусли”, 412)

Проханов верит, что и в самой вечности будет воспевать Христа, но уже совершенною хвалою:

“Не чиста песнь моя земная И обрывается порой, Лишь там польётся в сени рая Она достойною хвалой”.

(“Гусли”, 213)

“С надеждой прохожу я путь земной И мысленно всегда стремлюсь к отчизне, Где буду сердцем вечно воспевать: Хвала Тебе, о Божья благодать!”

(“Гусли”, 199).

Лишь там, в вечности, мы будем в полноте переживать то, что в начатках испытываем уже здесь:

“Жизнь, мир, покой, бессмертия цветы — Даются нам из Божьей полноты;

Теперь и здесь дана нам часть тех благ, Что ждут нас там, за гробом, в небесах”.

Он молится о будущем, предстоящем ему в вечности:

“...Чтоб увидел в небе я Всё, что ждал я, здесь живя!” “Услышь мольбу и вздох Души моей;

Хочу Тебя, мой Бог, Любить сильней...”

(“Гусли”, 9)

“Прервётся ль жизнь моя Для вечных дней Хочу и в небе я Любить сильней

И знаю, буду там Где нет теней, Где вечный Бога храм, Любить сильней.”

(“Гусли”, 279)

Стремление к небесной родине от несовершенного земного бытия составляло возвышенную мечту человека во все времена, питало его романтическое чувство:

“К неземной стране

Путь указан мне;

И меня влечет

Что-то всё вперёд...

В черной мгле сокрыт Путь суровый мой, Но вдали блестит Огонёк живой.

Огонёк горит, И, хоть вихрь шумит, Но