Хозяин её жизни - Софи Росс

— Внизу. В випке переговоры, должны скоро закончить.

Переговоры со шлюхами на коленях и белым порошком. Половину отцовского бизнеса похерил таким подходом, а всё равно жизнь не учит.

— Шефу своему передай, что я сам девчонку приведу. Двадцать минут.

Обратно в место нашей первой встречи с ней возвращаюсь и по двери ногой бью, замком щёлкнув под носом у этого недоноска.

Осторожно девочку на край мраморного гарнитура сажаю возле раковины и к плечу своему тянусь. Интересно становится, до крови впилась или побоялась меня на агрессию вывести.

Чисто.

Ноет только слегка.

— А теперь рассказывай. Всё. Узнаю, что соврать пытаешься — здесь оставлю и будешь сама своё дерьмо разгребать.

— Как узнаете? — на месте ёрзает и ладонями по обе стороны от бёдер в камень упирается, чтобы сидеть было удобнее.

— Годы практики. Не советую проверять.

— Они квартиру вскрыли, когда я спать собиралась ложиться. Скрутили меня без объяснений, в машину затолкали и сюда привезли. В подвал какой-то бросили, а потом этот… Домогаться начал. Я сбежала, хотела спрятаться где-нибудь, пересидеть. Это же явно какая-то ошибка! — срывается всё же, но тут же зубы сжимает до скрипа противного. — Меня просто с кем-то спутали.

Вроде не врет. Складно так всё выходит, дыхание относительно ровное. Трясётся еще, конечно, но это нормально, когда над твоей жизнью угроза ярким светом бьет.

— Можно я пойду? Пожалуйста? Просто тихо выйду в какую-нибудь запасную дверь. Я ничего не скажу, честно. В полицию не пойду, даже подружке не расскажу о сегодняшней ночи…

— Иди, — оглушаю девочку своим ответом.

Она на ноги соскальзывает, шаг первый в сторону выхода делает и замирает. Реакцию мою оценивает.

Когда пальцы её на замок ложатся, продолжаю.

— Иди, если хочешь через пару часов вновь оказаться в багажнике. И я не думаю, что после засаженного мной в плечо ножа по твоей милости шакал этот тебя во все отверстия не выдерет в качестве компенсации. Там всё-таки пару швов наложить придется. Знаешь, какие слухи ходят о твоем ненаглядном? — продолжаю давить, малышка ко мне оборачивается.

— К-какие?

— Девки после него месяцами в себя прийти не могут и бабки проклинают, которые он им щедро отстегивает. А теперь представь картину, после которой шлюха, на все обычно согласная, последнее отдаст, лишь бы участи такой избежать, — сглатывает и зрачки от ужаса расширяются. — Представила? Вот и думай теперь.

— Что мне делать? — за меня, словно за соломинку, хватается.

— Меня слушаться.

— А взамен?

— За помощь? Договоримся, — в улыбке довольной расплываюсь, когда румянец её щёки заливает. — Считай, что у меня пока свой интерес в этом деле есть.

Не замечал я за Талибом ссучивания, когда девку понравившуюся просто так хватаешь и силой под себя укладываешь. А тут он ублюдков своих, наиболее приближенных, за ней послал. Слишком много чести для обычной смазливой мордашки.

Даже для такой кукольной.

— Не хочу туда идти, — раздумывает что-то, а после добавляет. — Пообещайте, что Вы не отдадите меня им.

— А ты, маленькая, всегда первому встречному в таких опросах безоговорочно доверяешь? — не могу так далеко от нее. Магнитом притягивает подойти почти вплотную и на ухо ей выдохнуть. — Наивные девочки в этом мире долго не живут.

— В каком мире? — дыхание затаила, отстраниться осторожно пытается, но я рукой на талии тонкой мешаю.

— В моём.

— Я не стану его частью.

— Поздно. Уже слишком поздно.

Она вздрагивает. Опять. Руками в грудь упирается, а меня в недавнее прошлое швыряет, когда нас так бесцеремонно прервали.

— Всё ещё «нет», кроха? Могу помочь тебе расслабиться, — ладонью на поясницу надавливаю, прогнуться вынуждаю и ближе ко мне прижаться, потому что выхода другого нет.

Она как пластилин мягкий.

Лёгкий нажим, а девчонка уже плавится и нужную мне форму принимает.

Нагибаюсь, чтобы губы на одном уровне. Дыхание её в себя втягиваю и языком нижней касаюсь, новую волну дрожи под пальцами уловив, от которой у меня мозги плавятся.

Соленый вкус на языке немного отрезвляет. Не здесь и не сейчас.

Только вот…

Слишком остро каждая её реакция меня простреливает.

— Нет… — такое плавающее и размытое, что следующее касание легко ответ в положительный превратит может.

— Как скажешь. Умойся. Нам пора.

Пока окончательно в пропасть не сорвало.

До того забавно девочка во всей этой обстановке выглядит, что у меня от взгляда на неё каждый раз улыбка сама появляется.

На диван с ногами залезла, носками грязными светит — эти скоты даже обувь её с собой прихватить не потрудились. Покалеченный на меня косо смотрит, плечом его девка местная занимается, пока он боль вискарем глушит.

Добавить надо было.

Слишком легко отделался.

— Мир, дорогой, что ж ты на людей моих бросаешься? Не хорошо это. Человек пострадал, надо бы извиниться, — у Талиба на коленях очередная шлюха извивается. Бабла, глупая, срубить хочет, да вот только он им не платит. Пользует и за дверь выкидывает. В лучшем случае, если рот рабочим окажется, в какой-нибудь «клуб» свой пристроит.

— Предлагаешь перед шакалом на колени встать? Мне? — мышцы напрягаются. В любую секунду вскочить готов — Талиб это понимает, когда взглядом меня сканирует тщательно.

Только дай мне повод.

Даже численное превосходство не остановит.

На улицах и не в такие передряги приходилось влезать, когда не мозги работали, а гнев внутренний. Злость на весь мир за то, что не нужен никому был с самого рождения.

— Ну что ты, дорогой, как у тебя язык поворачивается такие вещи говорить? Ешь, пей, отдыхай. Зачем обижаешься? Всё за мой счет.

— Ты мне скажи, зачем девчонку тронул? Она говорит, что ничего тебе не сделала. Видит первый раз в жизни, а ты так с барышней обращаешься. Не хорошо, Талиб, — он брови хмурит и на малышку в упор смотрит, заставляя её от такой напряженности на диване ёрзать.

Если бы охрана около выхода не стояла — она б уже на спринтерской скорости рвануть подальше от этого места попробовала бы.

Взглядом её пожирает, кулаки сжимает, а у меня закрадываются мысли, что девочка меня кинуть захотела. Не может она у Киреева такие реакции вызывать, просто мимо пройдя.

— А она тебе кто? Переживаешь за неё так, человека моего чуть инвалидом не сделал. Всё ради какой-то шалавы?