Казаки на Амуре - Сергей Владимирович Бахрушин

Айн и гиляки

Гиляцкою землею Поярков плыл две недели. В устье Амура глазам русских представились грандиозные заросли древовидного камыша, который не позволял приблизиться в лодках к топким и болотистым берегам. В устье Амура Поярков и зимовал. Тут удалось захватить в аманаты трех гиляцких князцов и собрать с гиляков ясак: 12 сороков соболей и 6 шуб собольих. В начале лета Поярков вышел в открытое море и пошел вдоль берега на север. После двенадцатидневного плавания он достиг устья реки Ульи, где зимовал и собрал ясак с окрестных тунгусов. Ранней весной он с верховьев Ульи по самому последнему пути перетащился нартами через волокна реку Маю, впадающую в приток Лены Алдан и добрался до Якутска 12 июня 1646 года, ровно через три года после своего отъезда. Из вышедших с ним 127 служилых и охочих людей вернулось всего 40–50 человек.

Возвращенье Пояркова, рассказы о том, насколько открытые им землицы «людны, хлебны, собольны: и всякого зверя много, и хлеба родится много и те реки рыбны», уверенность, что «тех пашенных, хлебных, сидячих людей под государеву высокую руку привесть можно» – вызвали сильное оживление среди русских в Якутске. Вновь открытый Амур – «новая Лена» – привлекал слухами о природных богатствах; расчеты на добычу возбуждали страсти; возможность войти в сношения с неведомым Китаем манила воображение. Якутский воевода Василий Пушкин поспешил снарядить новую экспедицию в Дауры, которая достигла «Даурского камня», т. е. перевала на Зею, но не решилась идти дальше. Заволновались и промышленные люди. Рассказы о Даурской земле смутили и Хабарова и заставили его бросить его заимку на устье Киренги. Он незадолго перед тем потерпел сильную неудачу: воевода Петр Головин реквизировал у него все наличные запасы хлеба, отобрал в казну его соляную варницу, самого его держал в тюрьме, из которой он вышел почти совершенно разоренным, так как казна так и не заплатила ему за взятый у него хлеб. Он, кажется даже подумывал бросить свои предприятия в Сибири и вернуться обратно на родину к своей семье, как вдруг в его глазах мелькнули новые и широкие возможности на далеком юго-востоке, открывая для его предприимчивости негаданные горизонты. В его уме сложился смелый план, перед которым бледнела вся его предшествующая скромная деятельность в качестве ленского крестьянина. Мысль о возвращении на Русь была оставлена; помыслы все сосредоточивались вокруг Даурской земли.

* * *

Весной 1649 года в Якутск ехал из Москвы вновь назначенный воевода Дмитрий Андреевич Францбеков. Ливонский немец по происхождению (Фаренсбах), лет за 20 перед тем поступивший на московскую службу и принявший православие, но далеко еще не обрусевший и, по мнению знавших его русских людей, еще не вполне отрекшийся от протестантизма, Францбеков мало походил на обычного типа воевод, привыкших действовать по известной рутине и готовому шаблону. Предприимчивый, энергичный, он искусно умел сочетать свои личные выгоды с государственной пользой, был способен на широкие и сильные замыслы и вносил в дело много практического ума и сметки крупного дельца. Еще прежде, чем он доехал до Якутска, он был на пути встречен Ярофеем Хабаровым, который подал ему челобитье с просьбою разрешить ему снарядить за свой счет, без всякой субсидии от казны, экспедицию на Амур. Сметливый немец быстро сообразил, что предприятие Хабарова может принести пользу не только государю, но и ему самому, охотно дал свое согласие и даже принял непосредственное участие в организации дела и в риске, связанном с ним.

Вызываясь за свой счет снарядить поход в Дауры, Хабаров не имел ни копейки за душой, так как еще, по-видимому, не оправился от понесенных от Головина убытков. Между тем предстояло нанять 150 человек, снабдить их деньгами, хлебом, оружьем, свинцом и порохом, обувью и платьем, словом, всем необходимым для похода., приобрести суда и оснастить их. На это, по тогдашним ценам требовалась громадная сумма 7–8 тысяч рублей[3]. Вот тут-то и пришел на помощь Хабарову Францбеков. Он открыл ему широкий кредит из государевой казны, выдав ему в долг казенное оружие (пушки, пищали, куяки, порох, свинец), сукна, котлы и сельско-хозяйственный инвентарь для устройства пашенных поселений. Не ограничиваясь этим, Францбеков предоставил в распоряжение Хабарова и свои собственные средства, рассчитывая впоследствии с лихвою покрыть свои расходы из даурской добычи. Он ссужал деньгами и тех из промышленных и служилых людей, которые примкнули к походу. Деньги он давал под очень высокий процент; кому даст 10 рублей, а «кабалу»(вексель) напишет на 15 рублей, кому даст 20, а кабалу напишет на 30 рублей и т. д. Таким образом Францбеков крепко связал себя с успехом затеянного Хабаровым предприятия.

Снаряжая Хабарова, Францбеков своими произвольными действиями нажил себе много врагов. Хабаров нуждался для похода в достаточных запасах провианта, и Францбеков не постеснялся для этого отобрать безденежно хлеб у торговых людей; у них же он принудительно забрал суда, необходимые для экспедиции. Среди пострадавших оказались два очень богатых купца: приказчик устюжанина гостя Василия Федотова Семен Нерадовский и вычегодский крестьянин Иван Осколков. Произвол воеводы вызвал естественно сильные нарекания на него и на покровительствуемого им Хабарова.

Памятник Ерофею Хабарову в Хабаровске

Между тем, Ярофей для начала набрал 70 человек и, при помощи Францбекова запасшись всяким снаряжением, осенью того же 1647 года пустился в путь по Лене и по Олекме. Собранная им ватага шла с ним исключительно в расчетах на добычу. Не успели отъехать от Якутска, как начался грабеж. Ратные люди Хабарова на пути стали громить мирных якутов, подданных московского государя, отбивали у них скот и, в случае сопротивления, стреляли в них из ружей и многих переранили. Не было пощады и русским промышленникам, попадавшимся навстречу. На Олекме пограбили промышленную ватагу сольвычегодца Павла Бизимова; в другом месте разграбили зимовье Андрея Матвеева Вырыпаева, отобрали у него товары и запасы, самого его избили и грозились утопить.

Понятно, что грабежи хабаровских полчан еще больше усилили негодование как на Хабарова, так и на его могущественного покровителя. Русские торговые и промышленные люди, собиравшиеся для торгов и промыслов в Якутск, вообще сильно страдали от корыстолюбия местных воевод. Францбеков в этом отношении превзошел своих предшественников. Изо всего расчетливый и не стеснявшийся в средствах немец умел извлечь известный доход. Он не давал разрешения на отправку на промыслы не иначе, как за крупную взятку, и от его задержки