Идеальный сын - Лорен Норт

– И дома, у которых крыша в соломе, – вставил Джейми.

– Не в соломе, а с соломенным покрытием, – поправила я его, легонько сжав руку.

– А если вам очень повезёт, после школы я вас свожу в один из наших трёх пабов на кружечку горячего шоколада и дорогущий пакетик чипсов.

Джейми засмеялся, а ты ухмыльнулся, ну словно мальчишка. Я закатила глаза:

– Лучше на дорогущий бокал вина.

– Миссис Кларк, ваша идея мне по вкусу. А если вы будете вести себя особенно хорошо, – сказал ты и подвинулся так близко, что от твоего дыхания защекотало ухо, – я, так и быть, разрешу вам себя поцеловать за автобусной остановкой, ровно на том самом месте, где я поцеловался в первый раз в жизни с грудастой девчонкой по имени Керри Лонгстон.

– Ну, Марк, – засмеялась я. У тебя всегда получалось меня смешить.

Подходим к повороту, и я чувствую, будто пахнуло костром, едва-едва, может, почудилось. Но всё равно запершило в горле, и я не успеваю себя одёрнуть, так и вижу снова репортаж по телевизору, вижу голубое-голубое небо, самолёт, вижу взрыв. Я морщусь – это от слёз закололо под глазами. Дышу быстро, тяжело.

Ещё пара шагов, мы заворачиваем за угол, и нет уже запаха костра, а только холодное утро, полное росы.

– Мам? – будто издалека доносится тихий голос Джейми.

– Всё хорошо, малыш, всё хорошо, – вру я в который уже раз за день.

– А где мой портфель?

– Ой, – говорю.

Перевожу взгляд на руки, будто и так непонятно, что ничего в них нет. Где портфель, где бутылка с водой? Смотрю, и у него их нет, и меня снова моментально переполняет злость.

– Забыли, – шиплю сквозь зубы. Это твой портфель, твоя вода, Джейми, чтобы их чёрт побрал, да когда ты вырастешь наконец, когда наконец научишься ответственности. Так я ору на него про себя, пытаюсь, чтобы незаметно, но меня выдаёт мой тяжёлый вздох, и мальчик подавленно сутулится.

– Мамочка, прости, – шепчет он так тихо, что почти и не слышно. А мне так больно, сердце разрывается.

– Люблю тебя как до луны и обратно, – говорила я раньше сыну каждый день.

А он мне в ответ всегда отвечал:

– А я тебя – как сто раз до солнца и обратно. – Не было раньше ни этого молчания, ни обидных слов.

Поворачиваем назад в сторону этого нашего большого белого дома с чёрными хлипковатыми балками. Где снова нас ждёт этот г-образный лабиринт из комнат, мрака и холода. Снова – запах костра, пробуждённые им воспоминания.

Когда мы добираемся наконец до школы, все ребята уже зашли, никого на детской площадке не осталось. Джейми поворачивается, исчезает внутри здания. И всё, сразу и нет злости и обиды, а есть только пустота тянущегося дня.

Вспоминаю этот первый месяц без тебя и думаю, а не должна ли я была уже тогда ожидать её появления. Разглядеть, как полицейскую мигалку в ночи. Не была бы я так одержима болью, тобой, смогла бы предвидеть, как повернётся жизнь? Старая Тесс, та Тесс, какой я была раньше, кричит «да». Но новая «я» сомневается.

Понедельник, 19 февраля – до дня рождения Джейми 48 дней

С днём рождения меня! 38 лет. И когда только исполнилось. Ах да, в этом же году на понедельник выпадает. Пятый, Марк. Пятый понедельник с тех пор, как тебя не стало.

С днём рождения, Тесси.

Сегодня хотя бы небо заволокло низкими серыми тучами. Весь холод с ночи остался, некуда ему из-за туч деться, на кустах ежевики заблестел иней. Вот уж не знаю, пережила бы я ещё один день синего, ясного неба в белых полосках пролетающих самолётов, на которое ты глядишь и всё внутри сжимается от чувства жуткой несправедливости.

Так что сегодня мне хоть в чём-то повезло.

Джейми утром зашёл на кухню и увидел, как я там, громко всхлипывая, плачу. Из-за этого он сам заплакал – подумал, что чем-то меня расстроил. От этого я расплакалась ещё сильнее, потому что вела себя как эгоистичная дрянь.

– Мамочка, не плачь. Пожалуйста, мамочка, – всё повторял он, пока я крепко его обнимала.

Пока наконец оба успокоились, стало понятно, что мы опаздываем в школу. Заругала Джейми за то, что куда-то задевал сменку, а она, конечно, никуда не девалась – так и стояла около двери, где положено. И снова оба в слёзы.

Спросила Джейми, может, дома, со мной останешься. Он не захотел – сегодня понедельник, физра.

В школу мы пришли на полчаса позже, дрожащие и зарёванные. Хоть в школе и гибкая политика относительно опозданий, я всё жду, что директор попросит меня на пару слов, но пока учителя держатся в стороне. То ли сочувствуют, то ли боятся, что сорвусь, – не знаю, да и всё равно мне.

Утро сегодня не задалось.

Но я задумалась. А может, всё-таки выпить таблетку. Приду домой, погреюсь в ванне и выпью. Наверное.

Не нужны тебе таблетки, Тесси.

Тебе-то легко говорить.

Никто не пишет, что, когда горюешь, тебе холодно. Очень холодно. Когда я только узнала, тело сковал мороз и всё никак не отпустит. За последний месяц мне, не спросив, дали штук пять брошюр «Как справляться с горем». И ни в одной не пишут про холод. Там всё про стадии горя: оцепенение, шок, гнев, вина. Эмоции выделены жирным, промаркированы, будто поставил галочку и всё – живи себе спокойно дальше.

Я ещё даже не вернулась домой из школы, а зубы стучат, вся дрожу. Только и думаю, как бы окунуться в кипящую ванну. Потому и не замечаю огромный черный джип у въезда в гараж. Не сразу то есть замечаю.

А дальше всё происходит мгновенно. Поворачиваю за угол, протискиваюсь между машиной и кирпичной стеной, чертыхаюсь, задевая локтем зеркало заднего вида, и вдруг вижу тебя, и по телу пробегает волна.

Ты. Правда же, ты. Стоишь у порога нашего дома. Полуулыбка – твоя. Голову чуть склонил набок – как ты это обычно. Люблю. Люблю. Люблю тебя.

На миг всё возвращается. Нет больше ни мрака, ни тумана, ни холода. Улыбаюсь: кто-то где-то ошибся. Чудовищно ошибся. А ты живой, и я люблю тебя.

И тут же в одно биенье сердца этого чувства не стало. Реальность обрушивается на меня так же резко, как слова полицейской Гринвуд, сказанные мне в тот день:

– На борту был и ваш муж… все погибли.

Не ты это. Твой брат. И как я раньше не замечала, что вы с Йеном так похожи. Глаза, например, как у тебя, карие, совершенной овальной формы. Как же мне не хватает их, как я скучаю по твоей привычке брать в ладони моё лицо и смотреть на меня этими своими глазами.

И волосы не отличишь. Только Йен стрижётся короче, в деловом стиле, как и положено партнёру в юридической фирме «Кларк и Барлоу». А так – всё тот же шоколадно-каштановый цвет.

– Привет, Тесс, – говорит Йен, делая шаг ближе, и все мои надежды испаряются окончательно, потому что он не такой высокий, как ты, а с меня ростом. В нём метр семьдесят семь, и он, подойдя, становится вровень со мной. Его – твои – глаза глядят ровно в мои.