Хочу сны. Игра уравнителей - Марк Йерго

«КОНТРОЛЬ»

Неразборчивый растёкшийся почерк с сильным наклоном влево. На дне склянки смиренно ожидали своего часа полдесятка таблеток.

Виктор судорожно облизнул пересохшие губы, медленно откупоривая резиновую пробку большим пальцем. Но внезапно всё тело от макушки до пят пронзил призрачный холодок. Сноходца передёрнуло. На худой руке вздыбились волоски, большой старый ожог на шее вдруг заныл. Из глубины подсознания стал подниматься призрачный шёпот стражей – чудовищ из мира снов.

Виктор переместил трясущийся большой палец поверх пробки и сжал склянку так сильно, словно не позволяя чему-то чужому и слишком тёмному вырваться наружу. Лишь когда шёпот стих, он бросил пузырёк обратно и захлопнул ящик.

* * *

Виктору хотелось вернуться в тот сон. Вернуться к тем двоим, ведь они говорили о нём так, будто он являлся частью какого-то плана. Но измотанный разум взял своё. В тот вечер Виктор больше не смог выйти в мир снов и просто отключился.

Утром, перечитав запись, многое показалось странным и местами не верилось в действительность случившегося. Но привыкший к подобной дезориентации, Виктор решил довериться дневнику и неясному чувству утраты, тянущему его назад, в комнату номер сорок три и к незнакомцам, открывшим ему дверь.

Судя по поведению и по устойчивому внешнему облику, те двое не были проекциями. Они были настоящими людьми, как и я, рассуждал Виктор, наскоро завтракая в своей крохотной кухне чёрствым хлебом и горьким чаем, пока за окном болезненно гудело городское утро. «Сноходец», смаковал он чудесное слово. Так та девушка назвала меня. А ещё самоучкой. Но разве можно освоить осознанное снохождение не иначе, как самостоятельно? Виктор рассчитывал получить ответы на этот и многие другие вопросы.

Каждый день, возвращаясь с учёбы, он погружался в мир снов, блуждал по лабиринтам коридора дверей, пару раз натыкался на непомнящих себя сновидцев и их иллюзии, скрывался от стражей и выискивал следы незнакомцев.

Но мир снов не хранил следов. Всё в нём пребывало в вечном движении. Двери менялись местами, исчезали и возникали новые. Коридоры удлинялись, сужались, отрезались от основного лабиринта случайным падением кометы или по воле стражей. К тому же Виктор давно понял, что основной залог выживания в этом мире – стирать следы. Это сбивает стражей с толку и даёт дополнительное время, пока они тебя не настигнут. А если это знал он – «самоучка», то опытные сноходцы и подавно. Глупо искать их следы. И всё же Виктор пытался.

Коридоры скручивались, извивались, двери становились входами в пустые пещеры, возникали то бетонные коробы, то бескрайние болотистые равнины, парящие в небе; под ногами то расстилались гнилые доски, то шепталась высокая трава, которая в любой миг могла ощетиниться иглами или рассыпаться пеплом. Но никаких признаков жизни, кроме шипения стражей Виктор не находил. Снова и снова лишь пустошь, по которой он бродил часами, пока не выбивался из сил и не утрачивал контроль. Тогда он либо просыпался, либо таял в забвении.

Может, они и оставили бы какой-нибудь след, как в прошлый раз, если бы я оказался недалёко от них, рассуждал Виктор. И если бы они посчитали нужным дать мне второй шанс… И если бы позволили вновь связаться с собой… Слишком много «если». Да и с какой стати им рисковать ради меня?

Виктор вспоминал слова девушки, адресованные человеку с бакенбардами: «Он тебе подойдёт»…

Для чего подойдёт? И с чего она это взяла?

Он не мог перестать думать о девушке с чёрными волосами и ясными синими глазами. Да и не хотел.

По нескольку раз на день, где бы он не находился – на лекции или в трамвае, Виктор закрывал глаза, чтобы снова увидеть её лицо. Но день ото дня прекрасные черты в памяти меркли, и вместе с тем всё росло щемящее чувство потери.

Конечно, за восемнадцать лет жизни Виктору нередко снились другие девушки. Особенно когда накатывало возбуждение. Тогда он ещё не был сноходцем и не контролировал своё пребывание в мире снов. Так что он поддавался собственным фантазиям, а потом просыпался на мокрой простыне, счастливый и стыдливый одновременно. Наивная влюблённость тоже была ему знакома со старших классов.

Виктор пытался сопоставить весь свой небогатый опыт с этим новым, ранее не известным чувством непокоя, которое одолевало его при воспоминаниях о той молодой незнакомке, и не находил сходств. От этого чувства потери не хотелось расслабляться. Напротив, оно заставляло действовать, верить, искать.

Каждую ночь Виктор засыпал в своей маленькой квартире, чтобы проснуться в мире снов. А по утрам тушил холодной водой горящие от усталости глаза, бодрился крепким чаем, ездил в университет, чтобы не сводить посещаемость к нулю, и порой заглядывал в библиотеку.

В один из дней он как обычно перебирал книги на стеллажах в поисках хоть какой-то крупицы знаний о снохождении, как вдруг за спиной услышал робкие голоса студентов. Несколько молодых людей сидели за партой в конце читального зала, перешёптывались и косились на однорукого сокурсника.

Виктор не подал виду, хотя и слышал каждое их слово. Слышал всем своим существом, как слышал бы в мире снов. С тех пор, как он стал сноходцем, чутьё его обострилось, и он даже мог угадывать, кто заговорит следующим и что именно скажет. Эта игра порой забавляла его и напоминала телепатию. Виктор взял очередную книгу, сделал вид, что читает, и прислушался.

– Смотрите, наш философ-прогульщик здесь, – полушёпотом позвала рыжеволосая девушка остальных.

Сидевшая напротив неё студентка с жидкими бесцветными волосами, слишком занятая конспектом, и бровью не повела. Но двое других – полный очкарик и крепыш в олимпийке бросили в спину однорукого любопытные взгляды.

– И как его ещё не отчислили? – высокомерно прогнусавил очкарик. – Приезжает от силы раз в неделю, и то не доживает до третьей лекции.

Рыжая хихикнула, вспоминая, как часто однорукий засыпал на последнем ряду и даже не реагировал на озорников, бросавших в него бумажные самолётики.

– А тебе то что? – спросил у очкарика спортсмен, подкидывая и ловя баскетбольный мяч. – Всё ещё злишься за то, что в прошлом году он тебя на олимпиаде уделал, а?

– Разумеется нет! – раздражённо прошипел тот и, перелистнув страницу учебника, добавил. – Просто не понимаю, почему одних отчисляют на раз-два, а с другими возятся. Это просто несправедливо.

– Смотрите-ка, какой борец за справедливость нашёлся! – спортсмен усмехнулся.

– Да тише ты! – прошипел очкарик.

– Чего тут понимать-то, – шёпотом вмешалась в спор рыжеволосая и наклонилась через стол, ближе к парням. – Он же инвалид! Куда же ему ещё податься?

– В армию, в Афганистан, – ответил очкарик и, поймав вопросительные взгляды остальных, добавил. – А что? Стрелять он, конечно, не сможет, но гранатами обвязаться и под танк…

Очкарик тихо хрюкнул в своей улыбке, однако остальные одарили его презрительным молчанием и холодными взглядами.