Фигурное катание. Стальные девочки - Елена Вайцеховская

Своей прямотой и откровенностью Брайан нравился мне все больше и больше. Все, о чем он рассказывал, сильно диссонировало с историями, которые на протяжении лет я слышала от канадских и американских коллег, которые утверждали, что Орсеру никогда не был нужен спорт как таковой. Что катался он исключительно для собственного удовольствия, потому как любит это дело, и сам наверняка считает собственную карьеру стопроцентно удачной: все-таки выступал много лет, восемь раз становился чемпионом Канады, прошел столько же чемпионатов мира, две Олимпиады, на которых дважды завоевывал серебряные медали. Но чем дольше мы беседовали, тем отчетливее я понимала, что для Орсера его поражение в Калгари – это рана, которая не затянется никогда.

Наверное, было бестактно с моей стороны продолжать лезть в душу едва знакомого собеседника, но Брайан вел себя так, словно мы знаем друг друга сто лет.

– Не скажу, что считал себя неудачником, но и особой радости не испытывал, – продолжал он вспоминать свой уход из спорта. – В 1984-м на Олимпиаде в Сараево я выиграл и короткую программу, и произвольную. А в обязательных фигурах остался седьмым. Странно, да? Сделать лучше соперников 70 процентов из того, что было необходимо, и остаться без золотой медали. Но это были мои первые Игры. Я утешал себя тем, что второе место – это все-таки неплохой результат для 22-летнего новичка, что через четыре года в Калгари я обязательно выступлю лучше. Чувствовал себя там намного увереннее, кстати. Был к тому моменту действующим чемпионом мира, нес флаг Канады на церемонии открытия…

Ну а в Лиллехаммере я с большим интересом следил за тем, как выступают другие: комментировал соревнования фигуристов для канадского телевидения. Даже не поверите – болел за Брайана Бойтано. Хотя болел – громко сказано. Помню, постоянно думал, на него глядя, что категорически не понимаю, зачем он вернулся?

– Бойтано тогда говорил мне, что получает истинное наслаждение от одной только атмосферы соревнований.

– Да, он всегда их любил. Мне, напротив, гораздо больше нравилось тренироваться, нежели выступать. Выучивать что-то новое, отрабатывать то, что умею. Ставить перед собой цель не выиграть какой-то очередной турнир или обойти какого-то конкретного фигуриста, а придумать и сделать что-то новое. Единственным исключением были те самые Игры в Калгари. Вот там я совершенно точно знал, что хочу победить…

* * *

Мы все-таки заговорили с Орсером о Юне Ким – было бы как минимум странно, если бы речь не зашла о сильнейшей фигуристке мира. И Брайан снова огорошил:

– Первые два раза я отказал ей сразу, не задумываясь – я реально не собирался становиться тренером. Но, видимо, в голове что-то засело. Во всяком случае, размышлять о том, чтобы прекратить собственные выступления, я стал значительно чаще. А потом решил, что момент все-таки настал. И, когда Юна приехала ко мне в четвертый раз, я сказал «да». Дело было даже не в том, что Ким сама по себе уже тогда была очень интересной и талантливой спортсменкой. Скорее, совпало сразу несколько факторов. Другими словами, образовалась именно такая ситуация, что решение в пользу тренерской работы не могло не вызреть.

Меня тогда сильно удивило, что тут же посыпались и другие предложения. То есть недостатка в учениках опасаться не стоило. К тому же, как только я заикнулся о том, что намерен перестать кататься, мне сразу предложили стать спортивным директором клуба в Торонто. И я стал собирать команду. Сначала в клуб на постоянную работу пришел наш нынешний хореограф – Дэвид Уилсон. Собственно, когда Юна в первый раз приехала из Кореи в США, она ехала именно к Дэвиду на стажировку – поставить программы. И уже не стала возвращаться домой – так и осталась в Торонто. Когда я дал согласие ее тренировать, то почти сразу поднял вопрос о том, что мне нужен специалист по технике конька. Так в группе появилась Трейси Уилсон. Потом пришли и другие. Я вообще люблю, когда возле моих спортсменов появляются новые люди. Это расширяет и кругозор, и возможности. В том числе и мои собственные…

Прощаясь с Брайаном в Париже, я тогда спросила:

– У вас не возникает на соревнованиях ощущения некоего дежавю? Вы в свое время насмерть бились с Бойтано, сейчас точно такую же битву предрекают в Ванкувере между Юной Ким и Мао Асадой…

– Смертельные битвы? – это сюжеты для журналистов, – улыбнулся Орсер. – Мое дело как тренера подготовить свою спортсменку таким образом, чтобы в ее программах не было слабых мест. Поэтому мы и передаем Ким из рук в руки. И каждый старается сделать свою часть работы самым лучшим образом. Главное, что сама Юна очень трезво относится к себе. На каждой тренировке старается сделать хотя бы малюсенький шажок вперед. Глядя на нее я, кстати, понял, почему проиграл в 1988-м. Благодаря целому ряду успешных выступлений я был уверен в том, что сильнее соперников. И просто старался всячески это превосходство удержать. А на самом деле нужно было продолжать идти вперед…

* * *

У каждого, даже самого выдающегося тренера в глубине его внутреннего «шкафа» всегда найдутся скелеты, о которых не хочется вспоминать. Общаясь с Орсером на протяжении последующих лет на тему его первой звездной ученицы, я всегда чувствовала некую грань, за которой начиналась больная для тренера тема – расставание с Юной. За годы совместной с канадцем работы кореянка стала чемпионкой мира, трижды выиграла финал Гран-при, добилась золота Олимпийских игр в Пхенчхане, а вот потом…

Что на самом деле случилось потом, думаю, не узнает никто и никогда. Но не потому, что в конкретном уходе от конкретного тренера было что-то особенное. Просто олимпийская победа – это испытание, выворачивающее человека наизнанку. Заставляющее терпеть боль, которую невозможно терпеть, и выдерживать нагрузки, которые невозможно выдержать. Илья Кулик, став олимпийским чемпионом в мужском одиночном катании в Нагано, прямо в раздевалке, не сняв коньков, бросил в лицо своему тренеру Татьяне Тарасовой: «Вы мне больше не нужны!»

Две эти истории, случившиеся с разницей в 12 лет, на самом деле были очень похожи. Ради Кулика Тарасова вернулась в фигурное катание в 1995-м, навсегда оставив собственный ледовый театр, куда в свое время уходила «навсегда». Ради Кулика она принесла в жертву три года собственной жизни, и одному богу известно, чего ей это стоило.

Орсер, согласившись взять кореянку и профессионально с ней работать, получил не просто кота в мешке, но еще и изрядно переломанного.

– У нее было огромное количество всевозможных повреждений, – вспоминал он о Юне. – В основном это касалось суставов и позвоночных дисков. Менее серьезные проблемы были с лодыжками и верхней частью стоп. Долгое время мы занимались исключительно решением всех этих проблем. Юна ходила на процедуры, ей подобрали индивидуальный комплекс специальных упражнений, благодаря чему она восстановилась настолько хорошо, что болевые ощущения при катании полностью ушли. Последние два года своей карьеры она вообще не получала серьезных травм, но если вспомнить первые два года – это была одна ходячая травма, до такой степени Юну беспокоили боли в спине, ногах и тазобедренных суставах.