Улитка - Эльга Мира

– Когда-нибудь я раздену голого! – воскликнул однажды Джудит, и все присутствующие засмеялись банальной шутке. Он тоже засмеялся, а я застыла ошеломленно. За бахвальством, пустой игрой слов мне почудился грядущий страшный поступок, после которого все изменится.

И с тех пор, что бы я ни делала – слушала ли по утрам усталый голос друга, наблюдала ли за искренне дурашливой возней с малышами на улице, за надутой по-детски нижней губой во время наших ссор, я молила небо подольше не позволять найти ему этого голого, которого он, не задумываясь, разденет.

Состояние вечного праздника помогало Джу выжить, но именно балансирование на грани фола неумолимо толкало к последней черте.

Пыталась ли я отговорить Джудит от бега «в никуда»? Конечно, несчетное количество раз. А он лишь смеялся и все дальше увлекал меня в лабиринты своей жизни – яркой, неординарной, наполненной весельем и экстравагантностями. Но, несмотря на принятые мной правила игры, из-за которых пришлось переосмыслить множество ценностей, я оставалась обыкновенной девчонкой с простыми желаниями и чувствами. Устав гнаться за тенью своей иллюзии, однажды я изменила курс, считая свой поступок верным. Теперь, спустя годы, могу признаться без ужимок – истинность отношений не всегда определяется привычными стандартами. Жизнь неоднозначна и многообразна, в этом ее безумный, не заканчивающийся рок-н-ролл.

Кто-то сравнил любовь с фашизмом. Будто на самом деле мы не любим человека, находящегося рядом, а изменяем его до тех пор, пока он не станет тем, кого мы хотим полюбить. Нам с Джудит удалось пережить совершенно иное чувство. Не перекраивая друг друга, мы научились отражать и отражаться, почти превратились в единое целое. Не думаю, что такие отношения могли продолжаться долго, да и что такое «долго». Мы БЫЛИ и ЧУВСТВОВАЛИ – это самое главное.

ГЛАВА 4

Квартира, где мы с Джудит снимали каждый по комнате, напоминала советскую коммуналку в престижном районе. Когда-то мой друг Серега Никифоров обитал в похожей на улице Пирогова, недалеко от старого ботанического сада. Дореволюционное здание, высокие потолки, чужие люди, ставшие по воле случая одной семьей с общими праздниками и ссорами. Что-то подобное получили и мы с Джу в придачу к арендованным метрам.

Наши апартаменты располагались в Оттакринге, шестнадцатом районе Вены. Несмотря на отсутствие в них фешенебельной новизны, выглядели они весьма достойно. Помимо четырех небольших комнат, там даже имелся отдельный от кухни гостиный зал, в котором прекрасно уживались кожаный диван с затертыми деревянными ручками, два кресла, журнальный столик на кованых ножках, фортепиано и письменный стол. Спальня с детской принадлежали хозяйке, Стефании Хайдер, немолодой даме, и ее двум внукам: Гретте и Рихарду.

Фрау Хайдер, экономист по образованию, уже много лет работала вторым бухгалтером в частной компании, производящей магниты. Сотрудником она слыла отменным и первые годы рассчитывала на повышение, но частые отсутствия по болезни малышей свели ее карьеру к нулю, и мечта о служебном продвижении осталась в прошлом. Теперь, когда на горизонте замаячила пенсия, Стефи думала лишь об одном: как можно дольше продержаться на этом месте. Ведь, несмотря на сдачу квартиры внаем, денег все равно не хватало. Уж так устроены дети, им всегда что-то жизненно необходимо! А Стефания, хоть и старалась воспитывать внуков в строгости, никогда и ни в чем не могла им отказать.

– Этим ребятам досталась не лучшая судьба, – вздыхая, повторяла она всякий раз, когда предстояло расстаться со значительной суммой.

Подобные акты самоотверженности вызывали во мне восхищенное недоумение. Глядя на жизнь, полную лишений и женского одиночества, я задавалась вопросом: есть ли смысл в безграничном самопожертвовании во имя другого, пусть даже самого любимого существа, если это ведет к собственной деградации? Можно ли ценой ущемления личной свободы, при котором достижение целей и развитие сводится к нолю, быть истинно счастливым, не растворяясь в ком-то другом, без примеси ответственности и долга?! Готова была поспорить на все, что угодно, – нет. Но пример австрийской женщины доказывал обратное. И, если честно, меня это наталкивало лишь на грустные мысли. Ведь порой, подлавливая нашу Золушку за тайной примеркой старых «мини», я понимала: кроме воспоминаний, у нее ничего больше не осталось.

Вот она восторженной юной девчонкой легко и непринужденно кружится возле зеркала на цыпочках, а вот уже ее рука торопливо прячет вещи в шкаф. Госпожа Самоотдача устыдилась мимолетной слабости! И снова пропахшие нафталином одежды засыпали летаргическим сном в деревянном саркофаге, становясь наживкой для моли. Вредоносная бабочка, вылетая из шляп и шубы, безжалостно уносила на серых крыльях молодые годы, дерзкие мечты, давно поблекшую жажду к приключениям.

Подсматривая за метаморфозами, происходящими с хозяйкой, я злилась. Черт! Как жаль, что теперь ей не до нарядов! Ведь когда-то в них танцевали, смеялись, целовались в укромных местечках, влюблялись и влюбляли. Разве можно о таком забыть?! Хотя, если захотеть, забыть можно все. Помнить – намного тяжелее…

Надо отметить, Стефания, несмотря на возраст, сохраняла не только гардероб семидесятых, но и красоту минувших дней. Судя по фотографиям молодости, на которых красовалась высокая стройная студентка с глазами цвета полевых васильков, пленила она не один десяток мужчин. Почему именно Питер Хайдер, преподаватель литературы – по рассказам, совершенно невзрачный простак, – смог покорить неприступное сердце, для меня так и осталось загадкой! Уж и не знаю, к каким запретным приемам прибег он, но всего через несколько месяцев ухаживаний Стефи приняла его предложение руки и сердца. Влюбленный мужчина ликовал – вот оно, счастье! Аминь! Не тут-то было… Их браку не судилось продлиться долго. Новоиспеченный муж внезапно заболел воспалением легких и скоропостижно скончался от горячки, перед смертью, правда, успев прошептать: «Все же я жил не зря!» Уходя, Питер кротко улыбался, до рождения их дочери оставалось чуть меньше месяца! Пусть ей никогда не увидеть отца, зато она будет носить имя Кэтрин, выбранное им… После похорон Стефания стала лишь чуть печальней, но не утратила силы духа. Героически выдерживая все лишения, не склонная роптать, молодая женщина шла по жизни с высоко поднятой головой. От родителей в наследство ей досталась квартира, а от мужа – небольшие сбережения.

– Ничего, как-нибудь справлюсь, лишь бы Кэтрин нашла свое счастье, – решила она.

Разумеется, девочку мать воспитывала в совершенной строгости и целомудрии, стараясь привить ей лучшие из человеческих качеств. Малышка росла очень милой и послушной, что, правда, не помешало ей принести в подоле двух хорошеньких карапузов, одного за другим – девочку и мальчика… А затем исчезнуть за океаном с очередным любовником. Бывают же такие кукушки! Два раза в год из Нью-Джерси приходят переводы со слезливыми словами вроде: «Даже и не прошу меня простить». Смех да и только! Кому нужны твои бабки, сука бессердечная!

И снова, не сетуя на судьбу, Стефания взяла опеку над внуками, а также над лишайным котенком, приблудившимся к ее дому однажды летом, после дождя…