Гимназия Царима - Марьяна Сурикова

«Безусловно, он», — вторил интуиции разум. Узкий шаг, точно ноги ступают по одной прямой линии, твердая, но не тяжелая поступь уверенного в себе человека, легкая улыбка, способная расположить собеседника с первого взгляда, плавные красивые движения и лицо…

Я опустила взгляд. Не рассмотрела. Чувства душили, клокотали внутри, и перед глазами встала мутная пелена. Следовало взять себя в руки, отвлечься, например, на спокойный голос нашего директора, но неприятные мысли наскакивали друг на друга, теснились, точно головастики в крошечной банке, ехидно шептали: «А не высоко ли вы с родителями замахнулись? Ты недостаточно хороша для этого мужчины. Ничем выдающимся, кроме денег, не обладаешь». А злость отвечала: «Неужели у древнего рода больше прав на гордость, чем у простых, но достойных людей?»

Я слишком шумно втянула носом воздух, но этот звук потонул в пронесшемся по рядам учениц приглушенном вздохе. Им уже сообщили имя, и это оказалось такой неожиданностью, что девушки не смогли сдержаться.

Счастливицы, кому выпала удача поступить в высшую гимназию светлейшего Царима, были слишком хорошо вышколены суровой дисциплиной элитного заведения, чтобы выдать свое удивление громкими возгласами, однако и сохранить бесстрастие и спокойствие ни у кого не вышло. Все так и уставились в одну точку, с жадностью разглядывая защитника.

Кто их хоть раз в жизни видел? Весьма узкий круг избранных? Закрытые клубы, закрытые дворцы, закрытая жизнь. А здесь целый преподаватель, наш собственный, лишь немного отличный от привычных мужчин, чуточку другой, самую малость не совсем человек.

Я ведь и сама попала под очарование этого образа. Не сейчас, а раньше, когда мечтала о свадьбе. Это как древний идол, вдруг сошедший с гравюр. Настоящая знаменитость, чье имя упоминалось лишь в светских колонках газет и респектабельных журналов. Как было не загореться идеей о браке в ожидании новых перспектив и возможностей? Да я уже представляла у собственных детей могущественную магию рода тен Лоран, пока меня не вернули обратно на землю.

Правда, я немного успокоилась за эти три месяца, а сейчас весь коктейль обиды, гнева, несправедливости от рухнувших надежд, растерянности и унизительного чувства собственного ничтожества вспыхнул с новой силой. Упрямо тряхнув переполненной мыслями головой, решилась рассмотреть несостоявшегося мужа и снова вздохнула, не шумно, а с затаенной горечью. Овальное лицо с высоким лбом и идеально ровным носом, миндалевидные глаза, казавшиеся темно-серыми, с густыми ресницами и изогнутыми дугами бровей, четко обрисованные скулы, красивые губы и узкий подбородок. Практически совершенный образец настоящего аристократа, который можно изобразить, например, в учебнике в качестве наглядного пособия.

И ведь немало парней, обучающихся в мужском крыле, пытались пригласить меня на свидание, а некоторые девчонки старательно прятали зависть. Вот бы они обрадовались, узнав о моем унижении! Начались бы смешки и сплетни за спиной, подначки, подколки и прочие обидные вещи. Этого, признаться, я до сих пор боялась.

— Добрый день. — Спокойный глубокий голос вклинился во внутренний монолог. Приятный, ласкающий слух. Есть такие голоса, что плавят волю, даже мурашки по коже, и хочется прислушиваться и прислушиваться, закрыть глаза, отдаться звучанию, как музыке, не разбирая смысла слов. Благо проскочившая мысль, как бы восхитился подобным баритоном наш утонченный учитель стихосложения, вовремя вернула меня обратно в класс. Я просто наяву услышала его писклявый голосок и восторженные, витиеватые эпитеты.

Ответ гимназисток прозвучал неслаженно и в явном диссонансе, точно не я одна оказалась сражена обычным приветствием.

— Хотелось бы сперва познакомиться с вами. Я буду называть ваши имена, а после прошу садиться.

Уверенный бесстрастный тон не располагал к спорам или возражениям, потому никто и не подумал забросать нового учителя вопросами.

— Аделаида де Ланто!

Гимназистка позади меня поклонилась и села.

— Роберта Диарго!

Все больше девушек садилось, все меньше оставалось стоять. Лишь бы не оказаться последней, от перенесенного потрясения меня еще ощутимо потряхивало.

— Мариона Эста.

Это я!

Как хорошо, что не воскликнула вслух и сообразила поклониться, но плохо, что замешкалась. Вместо положенного поклона и спокойного возвращения на скамью осталась стоять под изучающим взглядом мужских глаз.

Даже удивительно, как все в этом человеке сочеталось непостижимо совершенным образом. И если из урока в урок нам столько твердили о хороших манерах, об умении держаться в обществе, то теперь перед глазами предстал наглядный образец. Аристократические принципы в действии: чувство собственного достоинства, внутренние спокойствие и уверенность, безупречное самообладание, словно ничто и никогда не могло вывести этого человека из равновесия. А еще добавить к этому сильную гибкую фигуру, отлично обрисованную пусть и форменным, однако безупречно сидящим камзолом преподавателя и ровными, без единой морщинки брюками. Даже рубашка и стоячий воротничок выглядели на тон светлее белой казенной рубашки того же директора. Как нам массу раз повторяли на уроках — безупречный вкус, ухоженность и стиль можно проявить, не тратя баснословных денег на дорогие наряды и личных портных.

А еще Эсташ тен Лоран обладал этим особым даром нравиться окружающим. Не выглядеть чрезмерно манерно или вычурно. Даже проговаривая обычные слова, демонстрировать уважение к собеседнику и казаться довольно сдержанным, чтобы и в жестах, и в выражении глаз не допустить излишнего бахвальства или, напротив, ненужной церемонности, но при этом сохранить между вами незримую черту.

Интересно, а помнит тен Лоран имена несостоявшихся невест?

— Можете садиться, — произнес Эсташ к моему стыду. Я совершенно забылась, продолжая стоять, а преподаватель не мог продолжить знакомство с другими ученицами.

— Благодарю. — Колени мелко подрагивали и, стараясь сесть невозмутимо и с достоинством, я вынуждена была опереться рукой о стол.

Какое пренебрежение идеальными манерами, согласно которым девушка должна быть подобна легкокрылой бабочке. Даже если она натерла ноги в узких туфлях, то не позволит никому заметить — будет улыбаться, и уж тем более не станет тяжело опираться о ближайшую опору.

Ох, Маришка, так опростоволоситься!

Погрузившись в собственные мысли, сосредоточившись на изучении движений, жестов и мимики человека, который, как я полагала, жестоко оскорбил и меня, и родных, умудрилась пропустить не только уход директора, но и сам урок. Предполагалась вводная лекция, поскольку прежде магическая защита преподавалась с исторической и теоретической точки зрения, а сейчас приближалась пора практики. К ней переходили именно на четвертом курсе, но исключительно в рамках самообороны, большего воспитанным девицам знать не полагалось. У мужчин курс велся несколько иначе.

Новый преподаватель должен был рассказать о принципах магической самозащиты, своих требованиях и структуре занятий, а я все пропустила, потому что размышляла о несправедливости судьбы и сетовала на оказавшиеся правдой слухи об идеальности защитников. Что стоило Эсташу оказаться страшным или противным, вызывающим отторжение, пресекающим на корню уже позабытые сожаления о том, что не довелось носить фамилию тен Лоран? Хотя бы из уважения к отвергнутым девушкам. И как аристократическая гордость позволила ему опуститься до преподавания? Нельзя, конечно, сравнивать воспитание будущего поколения с торговлей или сферой обслуживания, но почему судьба привела его в мою гимназию? Шел бы преподавать в иное место, и не важно, что эта школа — детище их рода.