Запасной мир - Анатолий Дроздов

– Прогуляйся! – разрешил я, открывая сумку. Опасаться не приходилось. Ну, заметят они Мирку, что с того? Погонятся? Так на кой ляд она им сдалась?

Горностайка, скользнув на мох, побежала к замеченной мной туше. Учуяла. Неужели не наелась? Я не стал ей мешать, присел у дерева и прислушался. Солдаты, жаря мясо, переговаривались. Имплант впитывал слова, занося их в память и анализируя. Это продолжалось минут десять. После чего солдаты умолкли и набросились на еду. Я послал мысленный запрос импланту. «Недостаточно материала для анализа, – выдал тот. – Речь похожа на языки романской группы, но отличается от них произношением. Дифтонги имеют иную артикуляцию…» Все ясно: школьный «лингви»! Теперь будет бухтеть, как занудный учитель в классе.

«Забудь про дифтонги! – велел я. – Перевод давай!» Имплант, словно обидевшись, умолк. Дешевка! В следующий миг я почувствовал укол стыда. С чего разъярился? Где парням взять армейский «мульти», раскалывающий язык после первых фраз? Спасибо, что хоть «лингви» поставили. Тварь я неблагодарная! Куда спешить? Я что, провожу экстренную разведку в тылу врага?

Солдаты прожевали мясо, насадили на шпаги новые порции и вновь заговорили. Имплант, ожив, принялся переводить. Спустя короткое время картина прояснилась. Передо мной сидели уцелевшие в сражении вояки. Этим повезло: успели удрать. Беглецы ругали какого-то Морти – как я понял: их предводителя или вождя, который оказался никудышным военачальником – и спорили, как быть дальше. Скитаться по лесу им надоело. Дичь тут есть, молодой подсвинок сегодня сам на них выбежал, и они его с ходу застрелили, но рано или поздно их найдут. Пустят по следу егерей… Если поймают, то повесят – они враги. Поэтому следует пробираться в Глен, но прежде – раздобыть гражданскую одежду и деньги. Солдаты спорили, где их взять: напасть на селение или ограбить проезжающую карету? У каждой идеи были сторонники, и они ее горячо отстаивали.

Я зевнул, машинально прикрыв рот ладонью. Неинтересно. Я закрутил головой, разыскивая горностайку, как вдруг заметил ковыляющее ко мне существо. Я присмотрелся и рванулся к нему.

Мирка выглядела, словно удав, заглотивший слона. Только этот удав был совсем маленький и с шерсткой, испачканной кровью. Я с замиранием сердца схватил подружку и торопливо ощупал. Ран на горностайке не было. Она вообще выглядела жутко довольной и даже попыталась меня лизнуть. «Обожралась!» – догадался я. Для Мирки парная печень значила то же, что для алкоголика – выпивка. Ради нее она заложила бы душу дьяволу; если бы дьявол, конечно, интересовался душами горностаев. Я поступил опрометчиво, пустив ее погулять. Видимо, солдаты Морти кабанчика не потрошили, а просто срезали с боков куски мяса. Горностайка, обнаружив это, прогрызла добыче брюхо, после чего забралась внутрь. Там устроила пир, заодно вывозившись в крови.

– Не стыдно? – шепотом спросил я.

Мирка лениво чирикнула: дескать, с чего это ты? Девочка всего лишь перекусила.

Я вернулся к стоянке, где положил обжору на мох. После чего, достав кусок ткани, сходил к ключу. Намочив тряпку, вернулся и стал оттирать ею Мирку от крови. Можно было не беспокоиться – поутру сама оближется, но горностайка полезет ко мне спать. Перепачкает рубашку, а кровь – не лучшая рекомендация. Объясняй потом, что она кабанья.

Мирка вынесла умывание стоически, даже, как мне показалось, с удовольствием. Достигнув результата, я отбросил тряпку и завалился на мох. Мирка обиженно засопела: почему без нее? но я не стал ей потакать. Нечего столько жрать! Горностайка попыталась взобраться на меня. Свалившись на мох, она жалобно зачирикала. Я не удержался и подцепил ее ладонью. Оказавшись на груди, Мирка стрекотнула: сразу бы так! и закрыла глазки. Я последовал ее примеру. Солдат разбитой армии я не опасался: им не до нас.

Проснулся я от крика птиц. Они орали в кронах, приветствуя утро и радуясь жизни. Я снял Мирку с груди и положил ее на мох: горностайка даже не проснулась. Сходив к ручью, я умылся, после чего отправился ко вчерашней компании. Солдат на месте не оказалось – ушли. Вот и ладненько! Я навестил тушу подсвинка. Ее подпортило зверье, но целиком не растащило – видимо, опасалось людей. Я перевернул подсвинка и вырезал из нетронутой стороны шмат мяса. Вернувшись, соорудил костер и поджарил свинину на углях. Мирка, проснувшись, с интересом за этим наблюдала.

– Тебе не дам! – предупредил я.

Горностайка чирикнула: мол, не больно-то хотелось, и полезла ко мне на колени. Пока я ел, она лежала, свернувшись клубком. Раздувшийся живот у нее исчез, но выглядела горностайка сонной. Неудивительно: столько съесть! Тем временем рассвело. Покончив с завтраком, я сунул Мирку в сумку и выбрел из леса. Двигаясь опушкой, обнаружил следы. Темная дорожка пересекала луг, выделяясь на росной траве. Я двинулся по проложенному маршруту. Вчерашние солдаты шли к людям, нам по пути.

Через километр-другой луг кончился, я выбрался на дорогу. Выглядела она наезженной. Какое-то время я колебался: а вдруг патруль? Неподалеку кипело сражение, искать разбежавшихся солдат противника – обычное дело победителей. Есть вероятность, что меня примут за солдата Морти. Тогда – виселица. Но и в лесу сидеть глупо. Рано или поздно следует выбираться к людям. Лучше всего – к мирным жителям. Внешне я соответствую аборигенам – это подтвердил имплант, язык освоил. Объясниться смогу, легенду придумаю. Если не покатит, дам деру. На протезах из модернизированного углепластика и при своих коленных суставах убежать можно даже от лошади. Проводились на Земле такие соревнования, и там спортсмен-инвалид на короткой прямой обогнал рысака. Протезы, правда, у него были созданы специально для бега, но и мои в порядке. Не догонят…

Приняв решение, я двинулся дорогой, насвистывая марш. Шагалось легко. Пыльная дорога стелилась под сапоги, в придорожных кустах верещали птицы, пару раз путь пересекли зайцы, следом за одним из них порскнула лиса. Живности в Запасном мире хватало, а вот люди не попадались. Это вызывало удивление: дорога не выглядела заброшенной. Тем не менее, отшагав пару часов, я никого не встретил.

Желтая звезда забралась в зенит и начала припекать. В суконной куртке было жарко, я взмок. Захотелось пить. Завтрак был плотным, а воды я с собой не взял – некуда. Я закрутил головой, разыскивая ручеек или источник. Они не попадались. Но, видимо, наверху услышали мои молитвы – за поворотом возник колодец. Сложенный из камня, он имел журавель и деревянное ведро на веревке. Я склонился, различил внизу водное зеркало и принюхался. В войну бросить в колодец труп – первое дело. Себе – удовольствие, врагу – отрава.

Из колодца тянуло сыростью – и только. Я спустил ведро вниз и вытянул воды. Понюхал и попробовал – вредных веществ нет. Утолив жажду, я напоил Мирку, после чего сел на край корыта, служившего водопоем, и снял протезы – вместе с сапогами. Натруженные культи отозвались блаженством. Я обдал их из ведра и оставил обсыхать. Благодать! Благословен тот, кто устроил этот колодец и содержит его в порядке!

Как ни приятен был отдых, но следовало идти. Я сунул культи в гильзы протезов и двинулся дальше. Местность постепенно менялась. Равнина кончилась, теперь дорога то и дело взбиралась на холмы и ныряла в низины. По обеим ее сторонам тянулись пустоши, поросшие вереском. Там и сям купами темнели кусты. В некоторых местах они подступали к дороге, образуя укрытие для засады. Я насторожился и стал внимательно вглядываться. Поэтому упустил момент, когда за спиной послышался конский топот.