Путевой светлячок - Ольга Гусейнова

Когда я, наконец, устала ехать, сидя в одном положении, решила проверить содержимое стоящей на полу кареты корзины со снедью, тем более еще и очень захотелось есть, а от запаха исходившего оттуда рот наполнился слюной. Так что, недолго думая, сняв перчатки и расстелив на коленях салфетку, принялась за обед. В предвкушении открыв крышку корзины, снова чуть не заплакала от признательности. Она была заполнена моей любимой едой: запеченной на углях курочкой с картошкой, ветчиной, разными колбасками, ягодами и фруктами, парой свежих караваев и пирожками — все положили наши слуги, с которыми я из-за одиночества все время общалась. Окинув взглядом все эти вкусности, мысленно поблагодарила их за заботу.

Пока ела, глотая горькие слезы, снова уплыла в воспоминания. В нашем поместье не было моих сверстников или эльфов моего статуса. И хотя отец запрещал более дружеские, чем принято, отношения со слугами, я все равно тайком общалась с ними, а в детстве так и вовсе ходила хвостом за некоторыми из них.

За поварихой Эльзой из расы людей, которая была уже пожилой, но все еще крепкой женщиной. Она учила меня готовить и выбирать продукты по лучше да посвежее, разделывать тушки животных и птицы, печь, как мне кажется, самый вкусный и ароматный хлеб на свете. Эльза вечно подкармливала меня, привычно сетуя на то, что я слишком худенькая. И убедить ее, что толстых или просто пухлых эльфов не бывает в природе — бесполезно. По-своему она любила и жалела меня, «практически сироту», хотя я не понимала раньше, как можно при живом отце быть таковой. Зато теперь точно знаю.

За конюхом Сариэлем, даже по эльфийским меркам старым эльфом, который искренне любил лошадей и не любил других разумных, но для меня сделавшим исключение. И хотя я так и не научилась ездить верхом на этих замечательных умных животных, ему все равно было не лень рассказывать истории о них.

Я часто сидела на заборе загона и наблюдала за тем, как он ухаживает за лошадьми, объезжает, лечит, воркуя над ними как над маленькими детьми. Точно так, как надо мной — кормилица Милена, но та тоже была человеком, и когда мне исполнилось десять, отец сказал ей покинуть наше поместье: незачем высокородной эльфийке перенимать человеческие привычки. Но благодаря именно Милене я узнала, что такое любовь матери к своему ребенку, чувствовала ее заботу и нежность.

Из-за отстраненности и холодности отца я в значительной мере была предоставлена самой себе. До обеда со мной всегда занималась гувернантка из аристократического, но обедневшего эльфийского рода светлых, конечно же. Вот та как раз меня откровенно не любила и даже в мелочах, исподволь, показывала, какая у нее ученица неполноценная, недостойная и несовершенная. Но мои успехи в учебе лично проверял отец, чем заставлял ее усердно и старательно работать над моим обучением и воспитанием, пока я не стала совершеннолетней. Сие не могло не обрадовать меня хотя бы такой мелочью. Но пылающий презрением взгляд, которым эта злюка (как я называла ее про себя, а кое-кто — и за глаза) одаривала мой длинный, покрытый плюшевым коротким ворсом хвост с серебристой кисточкой на конце, я долго забыть не смогу.

Ей потребовался год, чтобы заставить меня приучиться скрывать свой темноэльфийский хвост под подолами длинных платьев, обвивая его вокруг бедра. Если же он нечаянно, бесконтрольно высовывался наружу, гувернантка с ядовитой насмешкой наступала на очень чувствительный кончик, из-за чего я резко и болезненно вскрикивала. Еще одним недостатком, в ее глазах, стала моя торчащая из-под верхней губы пара белоснежных клыков. По ее приказу приходилось в присутствии посторонних эльфов превращать свой рот в куриную гузку, чтобы спрятать их. Но своего она добилась. Скрывая два своих явных отличия от светлых эльфов, наиболее выдававших принадлежность к темным, я могла вполне сойти за «свою». Даже отец был доволен этим фактом, когда возил меня в столицу на представление ко двору. И лишь меня удручало, что приходилось скрывать часть себя, словно я — действительно второй сорт, недостойная.

После обеда, по правилам, высокородные эльфийки должны были отдыхать, я же от безделья бежала на конюшню, на кухню или просто в лес. И однажды, нечаянно, еще когда мне было шесть лет, познакомилась там с дриадой по имени Ниса, обитавшей в большом раскидистом дубе на берегу лесного озера.

Именно Ниса, спустя совсем немного времени после нашей встречи, начала развивать мой целительский дар и учить лечебному делу. К моему неожиданному везению, отец, когда узнал об этом, заключил с этим маленьким лесным народцем договор: за мое обучение дриады получили некоторые преференции. Участок леса, где обосновалась моя новая учительница, стал заповедной территорией для жителей нашего поместья.

Больше двадцати лет она была моей самой близкой подругой, воспитательницей и жилеткой в которую я плакалась, выплескивая свои детские обиды. Мы вдвоем обследовали весь лес в округе на несколько километров вокруг. Ниса научила меня слышать и чувствовать лес, договариваться с животными, чтобы те не трогали и обходили стороной, использовать полезные свойства трав и собирать их, когда те входят в самую силу. Даже отец как-то раз признался, что мне повезло найти такую наставницу, ведь дриады — часть леса и самой природы. И кто лучше них может знать, как пользоваться ее дарами?

С возрастом мой дар целителя усиливался, и становился больше объем знаний в этой области, и все благодаря Нисе и ее соплеменникам.

К моей радости и к великому счастью для Нисы, несколько лет назад она познакомилась с древесным духом огромного молодого дуба на границе владений. Они с первого взгляда полюбили друг друга и теперь живут вместе. Уже через год после их соединения, у дуба появилось много молоденьких побегов, из которых вскоре появились новорожденные дриады и парочка древесных духов. Мы с Нисой, спустя положенное время, вместе подселяли их в свободные молодые деревца. Это было так трогательно, что мы обе плакали от счастья, наблюдая, как происходит связь между молодыми дриадами или духами с их новыми домами. Э-э-эх, счастливое время закончилось, два дня назад я попрощалась со всеми своими знакомцами и любимыми местами.

Из воспоминаний вновь вырвал стук в окно. Отодвинув шторку, я увидела Риасэля, который предупредил:

— Скоро подъедем к дому странников, где нас будут ждать представители дипломатической миссии.

Я кивнула ему в ответ и начала без суеты убирать остатки своего обеда и приводить платье в порядок. Это много времени не заняло, поэтому я уже привычно достала из-за пазухи цепочку с кулоном в виде сердечка. Внутри него были спрятаны миниатюрные портреты мамы и папы, хотя последний я вчера бумагой заложила — не могу его видеть пока.

Любой, кто нечаянно бы увидел портрет моей мамы, решил бы, что это я. В обрамлении серебряной крышки кулона на меня смотрела необыкновенной красоты женщина. Густые волосы, похожие на расплавленное серебро, уложены в высокую элегантную прическу, а над острыми кончиками ушей в качестве украшения воткнуты яркие большие живые цветы. Высокий умный лоб, прямой нос, с тонкими крыльями, идеально вылепленные пухлые губы, а из-под верхней губы торчат белоснежные острые клыки, что отнюдь не портит вид и не придает хищности. Немного прижимающие нижнюю губу клыки скорее добавляют немного испуганному и невинному облику женщины дополнительного очарования. Высокие скулы и серебристые брови в форме совершенных дуг подчеркивают большие раскосые глаза зеленого цвета, в обрамлении густых тоже серебристых ресниц.