Девочка с голубыми глазками. Марочкин сон - Сергей Григорович-Барский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернемся к семейной истории «Девочки с голубыми глазками»: ее родители Юрий Сергеевич и Ольга Васильевна, дочь известного киевского архитектора Василия Александровича Осьмака, поженились в год революции. Во время гражданской войны отец Марочки, убежденный молодой монархист, пошел добровольцем в Белую армию. Мать с двухлетней девочкой бежала из уже занятого красными Киева, сначала в Константинополь, а потом в Сербию. Там семья воссоединилась и начала трудную эмигрантскую жизнь. Жена автора сказки держала столовую и была известна тем, что подкармливала голодных русских студентов; отец Марины Юрьевны, не успевший получить высшего образования в России, довольно долго работал простым рабочим, а Марочка училась в русской школе и закончила русскую гимназию в Белграде. Наверно, современному читателю, плохо знакомому с историей белой эмиграции, неизвестно, что сербский король Александр в благодарность за когда-то оказанную Россией помощь Сербии, финансировал русские учебные заведения в будущей Югославии.
Марина Юрьевна, вышедшая замуж за своего четвероюродного брата Константина Петровича Григоровича-Барского, прожила в Югославии 21 год. Вскоре после замужества и ее переезда в Любляну началась Вторая мировая война. Большинству русских эмигрантов опять грозила опасность, а именно победа Тито, т. е. коммунистов. Барские, ближайшие друзья моих родителей, с которыми их связывали долгие годы жизни в эмиграции, уехали в Австрию.
Марочка с дедушкой (Сербия)
Перемещения моей семьи, тоже жившей в Словении после бегства из России, частично повторяли передвижения Григоровичей-Барских во время и после войны. Моего отца, работавшего в Словении в оккупированной немцами зоне, вербовали в титовские партизаны, к которым он, конечно, отказался присоединиться. В итоге ему пришлось бежать и долго скрываться так, что и мама не знала жив ли он. Вскоре после отъезда папы мы вдвоем с мамой (я родилась во время войны) нелегально пересекли словенско-австрийскую границу и перебрались к Григоровичам-Барским. Туда через какое-то время приехал и папа. Там я впервые узнала заботу «тети Мары», т. е. Марины Юрьевны.
В конце войны американцы и англичане беспощадно бомбили населенные районы Германии и Австрии. В отличие от мамы тетя Мара бомб очень боялась. Услышав сирену военной тревоги, я мчалась к ней, чтобы спрятаться под подушками, которыми она накрывала себя и детей, создавая хоть какую-то видимость безопасности. Очень возможно, что подобное чувство защищенности в моем травмированном войной детстве вызывала и сказка «Девочка с голубыми глазками. Марочкин сон».
Скрываясь от наступающей Красной армии и живя буквально в походных условиях, наши семьи, конечно, детских книг не имели. Была только тщательно оберегавшаяся сказка Сергея Николаевича, оставившая неизгладимый след в моем детском сознании. Я с уверенностью могу сказать, что это первая запомнившаяся мне книга и что я хорошо помню детали рисунка, где Марочка в сумерках едет на таракане со светящимся червячком. Несколько лет спустя, после окончания войны, обе семьи оказались в американской зоне в баварском городке недалеко от Мюнхена. Я помню себя в Вайльхайме читающей эту книгу маленьким Григоровичам-Барским, а может, мне это тогда только казалось, так как сказка была написана каллиграфическим почерком и по старой орфографии. Скорее всего я просто по памяти пересказывала то, что нам читал из нее кто-то из взрослых. Здесь стоит упомянуть, что в целях доступности сказка предлагается читателю в этом — первом — издании в новой орфографии.
После войны Григоровичи-Барские, как и мы, получили визы в Америку, где тетя Мара живет уже 51-й год. Большую часть своей американской жизни Барские прожили в Вашингтоне. Марина Юрьевна служила в Библиотеке Конгресса, а Константин Петрович в русской секции «Голоса Америки», где он возглавлял отдел новостей. В 70-е годы его политические передачи хорошо знали в Советском Союзе. Я прекрасно помню своих российских знакомых, которые, вспоминая брежневскую эпоху и западные радиостанции, любили изображать его голос и неизменно начинали со слов «у микрофона Константин Григорович-Барский…»
Беркли, Калифорния, 16 ноября 2002 г.