Клык. Хвост. Луна. Том I - Лин Возовски

– Однако из трех остальных кланов Севера ты – обратился именно к нам, к клану Гойлов. К клану Серой Волчицы! – На последних словах Глова горделиво выпрямилась в спине. – И, исходя из факта, что средств для оплаты половины своего долга у клана Вирсмунк на данный момент нет, я вынуждена настаивать на альтернативном решении вопроса, что тоже прописано по договору, под которым, кстати, стоит кровная печать клана Вирсмунк. Твоя кровь, Старио.

Вождь вдруг изменился в лице, с ужасом вспоминая строки в договоре.

– Позволь, я тебе напомню. – Глова взяла в руки лист бумаги со стола, пару секунд глазами искала нужные слова в тексте, затем принялась громко зачитывать.

– «В случае, если сторона, принимающая заем, не в силах выполнить свои обязательства по договору, то она (принимающая сторона), вправе откупиться от суммы долга ценой безвозмездной передачи любого члена своего клана в пользование выдающей стороне в качестве наемной силы на неопределенный срок. Решение по конкретному члену клана и сроку пользования принимает исключительно выдающая сторона». Точка, – четко произнесла Глова, затем, немного выждав, с язвительной улыбкой добавила: – Да, да. На Юге, в детстве, меня научили грамотно составлять договора.

Роза, стоящая на другом конце комнаты, ахнула, затем пустилась тихонько плакать и всхлипывать носом. Старио медленно и мучительно опустился на скамью. На мгновение вид вождя стал жалким и опустошенным. Он подумал про своих детей и почувствовал, как его внутренности начали закипать от злобы.

– Ты не посмеешь. Я тебе не позволю, – грозно прорычал Старио.

Двое крепких парней в черных мехах встали по бокам Гловы. Тот, что стоял по ее правую руку – с короткой пышной бородой – достал из-за спины чуть искривленный нож с широким лезвием. Другой, что был по левую руку – с тонкими черными усами – интенсивно разминал свои кулаки.

Волчица наклонилась и, посмотрев прямо в налитые кровью глаза медведя, ласково, почти шепотом, произнесла:

– Я пришла просить тебя вежливо, Старио Вирсмунк. «Вежливость – топит лед и рушит стены», – так говорят на треклятом Юге. Позови сюда своих детей, вождь, будь так добр.

Старио Вирсмунк в тот момент готов был вцепиться своими мощными, хоть и больными, руками в тонкую шею Гловы и переломить ее пополам. Но последствия могли быть крайне кровавыми. В конечном счете, за его выходку могли выпустить внутренности всей общине.

Широкоплечий вождь встал из-за стола и низким, оглушающим басом прорычал:

– Зерта! Ранлис!

У присутствующих гостей с непривычки зазвенело в ушах, а уже через несколько секунд они услышали топот ног, спускающихся по лестнице.

Первой в комнату вошла Зерта – единственная дочь вождя клана Вирсмунк. Небольшого роста, круглая, как шар, но крупная и коренастая, как ее отец. С сильными, массивными руками и короткими толстыми ногами, Зерта была похожа на помесь чайника и подушки. Следом за ней в гостиную залетел тощий, костлявый парнишка низкого роста. Ранлис Вирсмунк на фоне своего могучего отца, широкой матери и круглой сестры выглядел словно кусок стебля дудника, плавающий в чане с супом среди трех луковиц. Чем, несомненно, вызывал ряд очевидных вопросов.

– Ну, с девочкой все понятно, – ухмыляясь, фыркнула Глова, затем, любопытно осматривая худощавого юношу, задорно произнесла: – Ну и от какого же конюха ты нагуляла эту тощую смерть, Роза? – И, не дождавшись ответа, залилась ядовитым смехом.

Истошный смех волчицы перебил голос юноши: тонкий и звонкий, как пение мухоловки:

– Кто вы такая? И как вы смеете так разговаривать с моими родителями?

В этот момент вмешалась зареванная Роза.

– Ради всех богов, ун-сайха Глова, простите его, – сказала хозяйка охрипшим, плачущим голосом. – Ранлис в детстве много болел, поэтому и не окреп физически. Зато его голос подобен журчанию ручья и шелесту листьев. Раскрой нашей гостье свой прекрасный голос, спой нам что-нибудь, – умоляюще обратилась мать к своему сыну в надежде, что его ангельское пение поразит девушку, и та оставит ее семью в покое. Но Ранлис Вирсмунк продолжал сердито смотреть на незнакомку и едва ли собирался произносить что-то кроме грубых слов в ее адрес.

– Прошу вас, избавьте меня от мычания вашего костлявого отпрыска, – любезно высказалась Глова, затем, уставившись на Старио, бросила:

– Я не вижу здесь второго сына. Где же Тоил Вирсмунк? А, вождь? Где старший? Где Железнохват, твою мать? – Лицо волчицы перекосилось от злобы. Она рассчитывала закончить со всем этим до полудня, но эти медведи явно испытывали ее терпение.

Напрасно.

Она молниеносно вынула из правого сапога длинный кинжал с серебряной рукоятью и силой воткнула его в деревянный стол. Лезвие насквозь пробило полотно. Кончик острия блеснул с обратной стороны стола. Старио узнал кинжал, который сам когда-то и выковал.

– Если через две минуты твоего старшего сына не будет в этой комнате, то вместе с этим столом я продырявлю кисть твоего костлявого сынишки или твоей пухлой дочки, – нервно буркнула Тень Волчицы.

– Молю тебя Глова, только не Тоила, – жалостливо обратился Старио, потеряв боевой запал. – Он единственный мужчина в семье, способный держать молот. Я уже давно не работник, мои руки охватил недуг. – Поникший вождь выставил вперед свои трясущиеся огромные кисти рук и посмотрел в серые глаза волчицы с надеждой найти в них хоть каплю сочувствия.

Опять же, напрасно.

– Старый, больной медведь взывает к милосердию и состраданию разгневанной волчицы, – просипела сквозь зубы Глова и резко выдернула кинжал из стола. – Ты ищешь жалости не в том месте, Старио.

Глова указала острием кинжала на Ранлиса:

– Подать костлявого к столу!

Двое крепких северян, повинуясь, бесцеремонно схватили юношу за тонкие руки и силой поволокли к столу, где стояла Глова. Ранлис сопротивлялся и упирался пятками в деревянный пол, дергаясь как рыба, выброшенная на берег.

– Стойте! Прекратите! – крикнула Роза. – Тоил сейчас в кузнице. Я позову его, только не трогайте мальчика, ради всех богов.

После этих слов мать семейства, перебирая короткими ножками, побежала к высокой входной двери. Приоткрыв тяжеленную дверь на небольшое расстояние, Роза просунула в проем свою голову, затем начала громко окликать своего сына с улицы, после чего, не закрывая двери, вернулась на свое место в углу.

Комната замерла в ожидании. Двое северян продолжали сжимать руки бедного Ранлиса. Худой юноша висел в объятиях четырех крепких рук. Зерта продолжала невозмутимо стоять в углу, как бочка с солеными огурцами. Старио Вирсмунк сидел на скамье: по его лицу текли ручейки пота, веки время от времени тяжелым занавесом опускались на глаза, голова едва заметно ходила из стороны в сторону. Глова Гойл игралась своим безупречно сбалансированным кортиком, то раскручивая его кистью, то немного подбрасывая его в воздух.

Все внимание присутствующих было обращено на огромную входную дверь.