В постели со Снежной Королевой - Татьяна Михайловна Тронина

усердно пропагандировал русскую кухню. Выступал на всяческих ток-шоу, давал интервью глянцевым журналам, читал лекции на радио…

— Попробуй, это поросенок с кашей. Водочки?

Халатову было сильно за пятьдесят. Весь седой, даже брови были седыми и ресницы, а глаза — странно яркие, блестящие, словно вишни. Полным он не был, несмотря на свою страсть к еде, — так, небольшое брюшко, вполне допустимое и даже нужное для человека его специальности…

— Я не люблю водку, — сказала Алена.

— Серьезно? — поразился Халатов. — Нет, Алена, никто не заставляет тебя напиваться, но рюмочка перед едой не помешала бы. Хотя некоторые из знатоков кулинарии утверждают, что надо пить ее после, а не до — якобы алкоголь снижает чувствительность вкусовых рецепторов… Я тебе, к слову сказать, особой водки предлагаю!

— Ну хорошо, Иван Родионович, — сказала Алена, зная, что от Халатова не так просто отвязаться.

— Этот продукт, вот который я сейчас тебе наливаю, получил, между прочим, самую престижную награду Национальной алкогольной ассоциации…

— Что, есть такая ассоциация? — удивилась Алена и из вежливости поднесла к губам пузатую стопку. Отпила чуть-чуть — водка как водка.

— А как же! Чувствуешь? Это настой свежего огурца и арбуза — после них такое послевкусие… ммм!

— Ну да. Крепкая какая…

— Ничего ты не чувствуешь! — искренне расстроился Халатов. — Это ж такой напиток… В настоящей водке, заметь, должно быть ровно сорок градусов — это еще Менделеев доказал, наш гениальный ученый. Он догадался, что при соединении спирта с водой происходит контракция, то бишь сжатие всей смеси. Попробуй-ка добавить в литр спирта литр воды! Думаешь, получишь два? Как бы не так! Менделеев доказал — надо не объемы соединять, а точно взвешивать спирт. Потому что вес литра воды — тысяча грамм, а литра чистого спирта — семьсот девяносто пять. И поэтому литр сорокаградусной водки должен весить ровно девятьсот пятьдесят граммов. Недольешь два грамма — крепость водно-спиртовой смеси будет уже сорок один градус, перельешь грамм — уже тридцать девять градусов. Наука!

Алена ничего не поняла, но тем не менее многозначительно кивнула головой. Поросенок с кашей показался ей немного жирноватым.

— А не хочешь похлебки грибной? Я недавно ездил в один монастырь под Суздаль и там нашел замечательный рецепт, — не унимался Халатов. — Вот все, например, помешались на этих супах-пюре… Французский суп-пюре! — передразнил он дурашливым голосом. — А на Руси, между прочим, издавна существовали протертые похлебки. Их делали на основе бульонов — мясных, грибных, рыбных, овощных… На молоке и хлебном квасе! Я так думаю, что французики у нас рецепт передрали.

В кабинет зашел Николя, поставил на стол большое блюдо.

— Все, иди, мы сами справимся, — прогнал его Халатов. — Попробуй кулебяки, Алена. А что ты думаешь о курниках, а?

Из разрезанной кулебяки повалил пар, и запахло мясом, сладковатым душком запеченного лука.

Алена о курниках ничего не думала, но тем не менее сказала:

— Вообще курицу я люблю…

— Умница! — расцвел Халатов. — Но для твоего сведения, курник — это пирог, пирог из курицы и блинов. Его раньше готовили к свадебному столу и считали символом семейного благополучия. Жалко, что ты уже замужем, а то я к твоей свадьбе велел бы курник приготовить. А делается он очень просто…

Недаром Халатова любили приглашать на телевидение — он со вкусом, подробно стал пересказывать рецепт курника, но Алена слушала его вполуха. Ее задели последние слова Халатова — он думал, что она замужем. Ну да, официально они с Алешей еще не развелись… Она с досадой посмотрела на кусок дымящейся кулебяки, который положил перед ней Халатов. И вообще, какого черта он ее к себе вызвал?!

— …это многослойный пирог, и в нем присутствуют три или даже четыре вида фарша. Но главный, конечно, куриный. Можно также использовать индюшатину, рис с яйцами, грибы… И обязательно в каждый слой добавлять зелень петрушки и укропа!..

Она не пила водки. Она не ела жирной пищи. Она, сколько себя помнила, ненавидела разваренный лук и прилипающую к нёбу петрушку. И она никогда не ела в таких диких количествах, ее желудок был просто не приспособлен к этому!

Тем временем Халатов от курника плавно перешел к десерту. Теперь он рассказывал Алене о том, что такое настоящий русский сбитень и из чего он делается.

— …воду или слабое пиво кипятили с медом, сахаром, патокой, соками, пряностями, причем, заметь, в северных губерниях были распространены крепкие горячие сбитни, а в южных — более слабые, с различными специями…

Снизу, от сцены, уже слышался залихватский визг и топот, почти заглушающий пение цыганских скрипок, — впечатление было такое, что весь зал пошел в пляс.

— Ну разумеется…

— Да ты меня не слушаешь! — строго закричал Халатов. — Ты чего такая кислая, а?

У Алены не было никакого представления о том, как надо разговаривать с работодателями.

— Иван Родионович, вы на меня не обидитесь? — честно спросила она.

— Нет, а что? — заморгал своими блестящими, вишневыми глазами Халатов.

— Я, наверное, не совсем нормальный человек, Иван Родионович, — сказала Алена спокойно.

— Ну? — Он машинально схватил соленый огурец и захрустел им.

— Мне абсолютно наплевать на еду. То есть абсолютно — это слишком сильное слово… Скажем так — мне почти все равно.

— Как так? — ужаснулся Халатов.

— Я еду воспринимаю только как средство насыщения, ну и как источник кое-каких витаминов. Поем немного того, что считается не слишком вредным, — и все, больше мне ничего не надо, — серьезно призналась она. — Да вы не пугайтесь так, Иван Родионович, — гамбургерами на бегу я тоже не перекусываю…

— Все равно, тяжелый случай! — Глаза у Халатова заблестели еще ярче, словно на них набежали слезы. — Она не любит есть! Не чувствует оттенков вкуса, даже аромата… — он открыл крышку у одного из судков на столе и белой мягкой ладонью помахал в сторону Алены, словно подгоняя к ее носу запах готового блюда, — …аромата семужки, запеченной с овощами?!

— Да чувствую я! — пожала плечами Алена. — Пахнет вкусно. Ну и что?

Халатов на некоторое время потерял дар речи.

Он был милый большой ребенок (относительный ребенок, конечно, поскольку вел ресторанные дела очень умело и рекламировал свое заведение тоже хорошо), и надо было Ивану Родионовичу всего ничего — чтобы ему немножко подыграли. Но лицемерить Алене не хотелось — и вовсе не потому, что была она такой уж правдивой особой… Просто ей было уже действительно все равно.

— И давно это с тобой? — наконец смог он осторожно произнести.

— Не знаю, — снова пожала она плечами. — Не обращала внимания. Хотя, может быть, и недавно…

— Так это депрессия! Типичная депрессия! — закричал Халатов. — Господи, как