Сколько раз приходит любовь - Серж Жонкур

Из застекленной двери гостиной открывается широкая панорама на ряды зданий, украшенных гирляндами зажженных окон, за которыми люди коротают вечер в своих квартирах, где жизнь течет в каждой по-своему, в оттенках желтых тонов. Некоторые дома расположены так близко, что чужая жизнь разворачивается как спектакль, а в других я могу различить только маленькие далекие силуэты. В какой-то момент мне кажется, что в моем кармане вибрирует телефон, я это ощущаю физически, хотя никакого звонка нет, никто не звонит. Днем я часто чувствую, как он дрожит у ноги или во внутреннем кармане пиджака, иногда я даже бросаю взгляд на экран. Ничего… Два миллиарда абонентов в мире, два миллиарда возможностей — и так мало звонков мне. Признаюсь, иногда я делаю вид, что разговариваю по телефону, когда замечаю издали так некстати появившегося знакомого или коллегу, которые могли бы со мной заговорить, или просто хочу придать себе уверенности в людном месте, или в моменты полного одиночества. Случается, что я делаю это и дома, перед окном. С тех пор как я бросил курить, я притворяюсь, что звоню. Не хочу, чтобы люди напротив думали, что я настолько одинок.

Сегодня вечером мне, как всегда, одиноко, но кажется, что гораздо больше, чем всегда. Я сижу на диване и просматриваю список имен в телефонной книге своего мобильного. С буквы «А» уже нахожу тех, кто не звонит, номера, за которыми не стоит общения. Однако с этими людьми я имел дело в тот или иной момент своей жизни, знал их больше или меньше. Они были бы удивлены, увидев мое имя на дисплее, — в их головах я уже не присутствую, но остался в списке контактов. А те, у кого высветится только мой номер, возможно, даже ответят, не зная, что это я, и сразу же пожалеют об этом. Вот, например, Алиса… Уверен, она бы обрадовалась, если бы я позвонил, хотя это и неудобный для нее час. Я знаю заранее, что ей неудобно: дневной поход по магазинам, наскоро приготовленный ужин, трехлетний ребенок еще не уложен… Нет, девять часов вечера — не лучшее время для Алисы. Может, Ален? Мы с ним знакомы всю жизнь, еще не так давно были друзьями, но потом сменился круг общения, и даже общие воспоминания уже ничего не значат. Впрочем, если подумать, не так уж они и хороши, наши воспоминания: обычно гуляли по ночам, всегда немного навеселе, хотя и не пьяны по-настоящему. Тогда Алан? Может быть… Но Алан не тот человек, которого можно потревожить вечером просто так, чтобы поговорить, не тот, кто будет терять время, выслушивая другого. Алан из тех, у кого все всегда хорошо, он всегда между двумя встречами, двумя такси, двумя романами… Анна? Анна очень внимательна, но и очень дотошна. Если ей позвонить, то придется много всего объяснять. «Как? Три года ты не подавал признаков жизни, а теперь вот так просто звонишь вечером, и я должна слушать тебя и отвечать?..» Позвонить Анне — значит возобновить разговор, прерванный в сентябре. Мы встречались все лето, все три месяца, провели вместе несколько ночей, а потом, вернувшись после неудачных выходных в сентябре, я не ответил на одну ее эсэмэску, она не ответила на пару моих звонков, так все и закончилось. Анна-Лиза… Ее номер относится к числу тех, которые я должен был стереть, но я привязан к своим номерам, я храню их как сувениры, которые можно перебирать. Андре — коллега, мы обменялись номерами, просто не могли поступить иначе — так бывает, берешь чей-то телефон, зная, что никогда не позвонишь. Антуан… Было бы странно после того, что мы друг другу наговорили год назад. Аурелия сразу заподозрит что-то, забеспокоится, не сижу ли я в кафе возле ее дома… Бастьен, наоборот, обязательно спросит, где я сейчас, и предложит встретиться в каком-нибудь бистро. С Бастьеном все заканчивается выпивкой, а не душевным разговором. С Бланш все прошло бы спокойнее, она может предложить мне зайти, усадит, а сама будет стоять и смотреть на меня, будет говорить, проводя рукой по лицу, с серьезным видом… С Бланш я опять почувствую себя каким-то недотепой, не умеющим взяться за дело. Бланш — это опять дождь в Винсенском лесу, бесконечный путь к автобусной остановке… Бланш — это зима без красивых витрин, Рождество без гирлянд… А выйдешь от нее, будет еще хуже: не будет даже автобуса, только мучительные воспоминания на этом проклятом тротуаре. Позвонить Бланш — значит снова погрузиться в те годы совместной жизни, в те вечера, когда мы думали, что счастливы… Брижит? Плохо помню, кто это. Бруно будет, как всегда, занят. Бруно всегда на работе или на социально значимом ужине. Бруно из тех, кто всегда действует энергично, эффективен во всем. Если надо сделать четверых ребятишек, ему достаточно три раза заняться любовью, я говорю это из-за его близнецов. В букву «В» я вступаю, как в холодную воду. Валери, бедняжка, она и так не знает, что ей делать со своей жизнью, даже хорошие новости приводят ее в волнение. Позвонить ей неожиданно вечером — значит взбудоражить еще больше…

В соседних домах уже меньше света, кухни погасли, зато гостиные колышутся голубыми тонами.

После минутного размышления вспоминаю, что Валентина — это кузина, мы виделись, когда вся семья собралась на похоронах бабушки. Когда церемония закончилась, мы выпили по стаканчику вина, потому что в тот день было очень холодно. На площади у церкви было кафе, мы сидели там всей семьей, называя друг друга на «ты», хотя в большинстве случаев не виделись лет пятнадцать. Если темы для разговора не находились, мы просто перебирали воспоминания. Улыбки наши были болезненными — все же только что похоронили бабушку. Конечно, это не было неожиданным — вот уже несколько лет она не была по-настоящему здесь, с нами, и смотрела на нас, как на провожающих, оставшихся на платформе, но вот ее больше нет, и это все же удар. Мы просидели около часа в том кафе на площади, и теперь я понимаю, почему мы отдавали предпочтение воспоминаниям: настоящее было мучительным, хотя многие этого не осознавали, — перевернулась еще одна страница жизни. Мы рассматривали друг друга исподтишка, бросали взгляды, как на зачитанные до дыр страницы. В лихорадочном возбуждении последних минут было предложено всем обменяться телефонами — это всегда хорошая идея, она позволяет закончить разговор, и часто обмен телефонами для того и нужен — это как бы противоположный знакомству ритуал, когда люди представляются друг другу. Мы диктовали свои имена и десять цифр номера, отмечая при этом, что женщины сменили фамилии, а мужчины потеряли волосы; кто-то вбивал в свой телефон комбинацию цифр, и мы узнавали мимику — он всегда поджимал губы, когда старательно чем-то занимался; узнавали застенчивость одних, серьезность других, а бабушка в это время уже лежала там, и это уже навсегда. У нее, у бабушки, в восемьдесят лет был свой мобильный, но она никогда не звонила и не отвечала на звонки. «Это верно, бабушка никогда не пользовалась своим телефоном, помнишь?..» Никогда!

Винсент… С чего бы я вдруг заговорил с тобой о своем душевном состоянии? Ты всегда считал меня сильным, никогда не замечал за мной слабостей, и если бы я сегодня вечером вдруг позвонил тебе, чтобы просто поговорить, я уверен, ты отнесся бы к этому плохо, я бы резко упал в твоих глазах. Ги? Он был бы рад поговорить, но пришлось бы расплачиваться за долгое молчание, за то, что так мало участвовал в его жизни, был таким невнимательным после его развода. Мы бы говорили только о нем, все превратилось бы в мелодраму. Даниэль… Между нами все так непонятно, мы видимся время от времени за чашечкой кофе, вечером, но говорим в основном о работе и редко выходим за эти рамки. Что же до Даниэль-2, мы с ней на «ты», это приятная стажерка из нижнего отделения. Мы обменялись с ней телефонами однажды вечером, когда она воспользовалась моим такси, обменялись без задних мыслей (или почти? — даже не знаю), но в любом случае мы никогда друг другу не звонили. Дениза — это та, в которой я так ничего и не понял. Давид куда-то исчез… Впрочем, здесь только имя без фамилии, а Давидов у меня несколько, и я не знаю, кому принадлежит этот номер, — такой общий Давид. Было бы любопытно позвонить, чтобы услышать, кто же ответит, — правда забавно, но сегодня вечером у меня нет настроения шутить. Можно, конечно, скрыть свой телефон, но тогда какой в этом интерес? Для него, Давида, — никакого, а для меня мизерная надежда попасть на того, кто нужен, — на Давида, о котором я забыл, но именно на того чудесного, все понимающего Давида, готового выслушать меня. Нет, эти Давиды мне ни о чем не говорят. Хотя постойте, вот этот… Да, это именно тот Давид, который умеет слушать. Великодушный человек, который мог бы выручить меня, одолжив тысячу евро, если бы моя проблема заключалась в этом. Давид, мой сердечный друг, мой брат, ты уехал и живешь теперь там, где дюны и виноградники, в самой настоящей деревне. Черт возьми, мы совсем потеряли друг друга из виду — ты и я, горькая истина, что расстояние все же разделяет. Однако я уверен, что даже после всех этих лет ты бы не только выслушал меня — сумел бы найти слова, которые у тебя всегда есть. Слова и твоя улыбка — успокаивающая, как песчаный берег весной, возле которого ты теперь живешь. Ну, хорошо, но как мне знать, что за этими десятью цифрами скрываешься именно ты, тот Давид?.. С Евой мы использовали наши тела и много пользовались нашими телефонами, двадцать раз в день: звонки и эсэмэски — все было сверх меры, часто просто для того, чтобы сказать друг другу какую-нибудь чепуху, обменяться откровенностями, высказать желание оказаться снова вместе, обнаженными, назначить час и место, потому что и то и другое все время менялось, все это входило в игру. С Жанной мы никогда не заходили так далеко. Заговорить о себе с Жилем было бы совершенно неуместным, он мой брат, в прямом смысле слова, а значит, из всего списка это именно тот человек, который знает меня меньше всех. Что касается Жильды, вот уже два года, как она в Китае. Когда у меня день, у нее ночь, мой вечер растворяется в ее утре.