Дракон и золотая фея - Хелена Хайд

— Здрасте, — икнула я, обескураженная тем, что этот мужчина, несмотря на свои габариты, так незаметно ко мне подкрался, даже подковой не цокнув.

— И вам не хворать, — бросил он, с интересом рассматривая меня с высоты своего роста. — Я хозяин. Чего вы хотели?

— Я это… ваше объявление видела, — собравшись, заговорила я. — Что вам нужна певица-официантка.

— Ну да, была нужна такая.

— Была?

— Нанял как раз одну эльфийку час назад.

Услышав эти слова, мне захотелось громко взвыть, вколачиваясь лбом в барную стойку. Черт, ну почему?!

— И еще одной вакансии у вас что, не будет? — не выдержав, отчаянно залепетала я, глядя на дяденьку самыми жалостливыми глазками, на которые вообще была способна. — Ну а вдруг? Пожа-а-а-алуйста!

— Извини, девонька, но нет, — покачал головой он.

— Но мне правда очень-очень нужна эта работа, — снова взмолилась я, стараясь из шкуры вон вылезти, но побить собственный рекорд мимимишности. — Я только сегодня в город прибыла, от парня сбежала — обижал он меня, еле живой ноги унесла. Пропаду ведь!

— Ну слушай, я конечно тебе сочувствую, только ведь у меня не благотворительная организация, — все же смутившись, забормотал кентавр.

— Вы хотя бы прослушайте меня, — продолжала я, не сбавляя напор, и даже развернула за спиной пару прозрачных золотых крылышек, которыми трогательно захлопала. — Я, между прочим, с мелодином работаю.

— Да ладно? — скептически фыркнул тот. И его недоверие было вполне понятно!

Мелодин: черный обруч со сложным артефактом в виде кристалла, в случае моего — медового цвета.

Научиться управлять мелодином было чертовски сложно. Для того чтобы заставить его работать должным образом, нужно иметь абсолютный музыкальный слух, знать нотную грамоту и в совершенстве владеть всеми музыкальными инструментами, мотивы которых собираешься использовать в мелодии. На все это я потратила более десяти лет, с детства обучаясь музыке, а потом еще три года тренировалась с мелодином, пока не получила первый достойный результат.

Но все усилия того стоили. Потому что благодаря этому маленькому артефакту, способному считывать сигналы непосредственно с коры головного мозга, я могла вживую генерировать мелодию, и артефакт посылал ее аудиосистеме, с которой был синхронизирован. Таким образом, выступая на сцене как певица, я сразу была сама себе оркестром.

Когда я пела в «СтарКейдж», умение работать с мелодином делало из меня звезду.

— Ага, честно! На прошлой работе лучшей была. Можете характеристику посмотреть, — добавила я, разворачивая перед ним магическую проекцию со своей трудовой историей.

— Канария Хейл. Поющая хостес и авторка песен в кабаре класса А надоблачного города Веста? — нахмурился кентавр. Названия мест работы обычно не высвечивались, если только владелец трудового кабинета сам не хотел открыть эту информацию — рода деятельности и класса заведения было вполне достаточно для вероятных работодателей. — Однако ж далековато тебя занесло.

— Это долгая история. Так…

— Слушай, а чего ж ты тогда ко мне просишься? У нас певиц — вагон и маленькая тележка, а вот толковых хостес в городе немного. Устроишься на раз, если правда так хороша, как тут распинаешься. Да и платят там побольше…

— Я не буду работать хостес, — неожиданно перебила я тоном настолько ледяным, что вся мимимишность, старательно выстраиваемая во время разговора, моментально полетела к чертовой матери. — По личным причинам, — поспешила добавить, отведя взгляд.

— Понятно, — тяжко вздохнул кентавр.

— Словом… я прошу у вас просто дать мне шанс и прослушать меня. Спою хоть прямо сейчас, с мелодином.

— И оригинальную композицию, а не очередной кавер на какой-нибудь хит, — добавил хозяин. — Тогда подумаю.

— Каверами не страдаю, — самоуверенно ухмыльнулась я, доставая из прикупленной сумки мелодин, который надела на голову, настраивая артефакт на аудиосистему заведения. И гордо вздернув нос, направилась к сцене.

Правда уже по дороге начала немного паниковать.

От того, как я сейчас спою, зависит все. Хотя ведь волноваться не о чем! В «СтарКейдж» я ни разу не лажала на выступлениях. Более того, во время парочки благотворительных вечеров мне случалось сочинять песни на ходу, участвуя в музыкальном соревновании между тремя кабаре, и мне удалось всех уделать. За минувшие недели петь не разучилась. И сейчас же я больше не в клетке, где единственный слушатель — мой тюремщик-дракон. У меня есть зал, который я должна поразить, а вместе с ним и нанимателя. Однозначно справлюсь.

Подстраивая микрофон, я мысленно перебирала свой репертуар, думая над тем, какую бы песню выбрать…

И внезапно осознала, что не могу петь ни одну из них.

Это понимание пришло словно нож, пронзивший грудь насквозь. Словно клин. Ни сыграть мелодию, ни спеть слова. Все эти песни… каждая из них вызывала отвращение, от которого хотелось плеваться и мыть рот с мылом! Такие слащавые, наивные. Дурацкое мяуканье про любовь, танцы до рассвета, полеты над облаками, жаркие поцелуи, и прочие розовые сопли, политые патокой. От всего этого меня тошнило, физически.

Любовь? Ха! Да сочиняя всю ту ерунду, я даже не представляла, что значит это слово! Когда же узнала, когда нажралась этой ЛЮБВИ…

На миг я зажала рот ладонью, стараясь перебороть внезапную легкую тошноту.

Боль. Унижение. Грязь. Потеря свободы и права голоса. Сладкая ширма, за которой оказалась пустая реальность. Все это не имеет ничего общего с теми милыми песенками, которые я пела в кабаре.

Перед глазами плыло. Рука крепко держалась за микрофон. Зал с посетителями, продолжавшими заниматься своими делами, качался из стороны в сторону.

Ложь. Все это ложь, от которой сводит зубы.

Тогда что же мне спеть? Что я вообще могу петь, если меня тошнит от сладкой лжи? Просто устала от этой милой фальши, которой я никогда не чувствовала, и на которую так легко повелась.

Ну его все к черту!

— Я ЗАКРИЧУ, РАЗРУШАЯ МОСТЫ! — на все горло прозвучало в микрофон, оглушая и заставляя посмотреть на меня всех и каждого!

За миг до того, как из мелодина на аудиосистему пошла музыка. Жесткая, безумная! Запилы электрогитар, удары барабанов и дополнявшие их вкрапления клавиш. Под которые я, не щадя глотки, запела так дико, как не пела никогда за всю свою жизнь:

— Разрываю-разрываю я на куски

То, что было в моем сердце вчера!

Растаял призрак,

Излечен признак!

Разбиваю-разбиваю пульсом виски,

Улетаю, не оставив пера

Из этой клетки

Пустой старлетки!