Все оттенки черного - Вадим Панов

Он требовал…

И все-таки Константин задержался у «Мустанга». Зачем? Он вряд ли смог объяснить. Просто был не в силах пройти мимо.

«АННА».

Медленно, с какой-то пугающей внимательностью Куприянов оглядел брошенную в салоне одежду: мужские брюки, пиджак, дорогое женское белье, и его взгляд остановился на изящной дамской сумочке, небрежно стоящей на переднем сиденье. Повинуясь какому-то дикому, неестественному порыву, Константин распахнул дверцу «Мустанга». В ноздри ему ударил дразнящий запах мускуса.

Ее запах.

Куприянов открыл сумочку.

Они сразу же бросились в глаза. Блестящие, изогнувшиеся змеиными кольцами, привлекающие внимание. Черные четки.

Пребывая в полной прострации, Константин жадно схватил их, сунул в карман, бросил сумочку обратно на сиденье, захлопнул дверцу «Мустанга»…

«АННА».

… и быстро, словно испуганный школяр, бросился к своей машине.

Анна

Она редко ошибалась в выборе мужчины, умея с одного взгляда оценить, чего стоит и чего заслуживает очередной самец, пожирающий глазами ее тело. Не ошиблась и на этот раз. Хотя нет, наверное, все-таки ошиблась. В положительную сторону. Ее нынешний спутник оказался гораздо лучше, чем она ожидала. Как его зовут? Колян? Вован? Столь мелкая подробность давно выветрилась из черноволосой головы Анны, а вот сам жеребец запомнится. Крепкий, огромный, неутомимый, он буквально терзал ее, заставляя испытывать ни с чем не сравнимое чувство болезненного наслаждения. Она отключилась, в кровь искусав нижнюю губу и чувствуя только его грубые и сладкие руки, бешеное желание и неукротимый напор.

Анна даже вскрикнула в тот момент, когда жгучая волна раскаленного удовольствия поглотила ее с головой, а стальные объятия любовника едва не раздавили кости. Вскрикнула по-настоящему. Такое с ней случалось редко.

— А ты сильна, — с уважительным высокомерием сообщил мужчина. — И то, как ты… — подбирая слова, он описал в воздухе несколько кругов рукой, — то, как ты делала это в воде. Мне понравилось.

— Я — королева Луны. — Ее черные глаза были устремлены на нависший над озером огромный диск ночного светила, чей серебряный свет нежно ласкал ее тело, не позволяя почувствовать ночной холод. — Я — повелительница ночи.

— Конечно, конечно, — легко согласился Колян (Вован?).

— Ты мне не веришь?

— Я же сказал: конечно.

— Посмотри, как мне идет лунный свет. — Анна томно потянулась. — Мы созданы друг для друга!

— Всем женщинам идет лунный свет. — Его огромная ладонь по-хозяйски смяла ей грудь. — Вы созданы для этого.

Теперь он навалился на нее сверху. Грубо, жадно.

— Хочешь еще?

— А ты уже устала? Я слышал о тебе совсем другие истории.

— Неужели?

Анна тихо простонала и скрестила за его спиной ноги, крепко-накрепко прижав любовника к себе.

— Другое дело!

Она провела рукой по его огромным плечам.

— Хочешь чего-нибудь остренького?

— Я слышал, ты большая мастерица по этой части. — Его горячее дыхание обожгло ей щеку. — Настоящая кошка.

— А кошку украшают когти.

Ее черный, твердый, как тигриный, коготь скользнул по плечу Коляна (Вована?). Из глубокой царапины выступила кровь.

— Это все, на что ты способна?

— Это только начало, — улыбнулась Анна и жадно слизнула солоноватую полоску. — Это только начало.

— Надеюсь!

Снова пришлось закусить губу — он был очень хорош, — когда же она перевела дыхание, из-под ее полных губ показались два длинных клыка. Анна еще теснее прижала любовника к себе.

— Да!

Он действительно был хорош. Ее губы дрожали, а тело уже продавило в песке глубокую ложбинку. Ее черные глаза покраснели. Колян (Вован?) был полностью поглощен делом. Анна нежно укусила любовника в бычью шею, рядом с яремной веной. Она знала, что эта ласка понравится ему, и действительно Колян (Вован?) издал довольное урчание и еще активнее задвигался на ней. Она снова чуть откинула голову, снова закусила губу, перевела дыхание, улыбнулась, слизывая с полных губ кровь, и, наконец, впилась в него по-настоящему, полностью погрузив длинные клыки в могучую шею.

— Да! Да!! — ревел он, двигаясь с интенсивностью гидравлического пресса.

Его напор не ослабевал, усиливался, заставляя Анну непрерывно вздрагивать от неописуемого наслаждения. И она вздрагивала, не отрываясь от его шеи, жадно глотая солоноватую жидкость и чувствуя, как, поглощенный страстью, он отчаянно напрягает все силы, чтобы продолжить свое дело, как этих сил становится все меньше и меньше, а его усилия все слаще и слаще для нее, даруя острое, ни с чем не сравнимое удовольствие.

Они вскрикнули одновременно.

Он резко вытянулся в струну, его могучее тело судорожно сделало последний рывок и, обессиленное, выжатое досуха, упало на нее. И в миг этого последнего движения Анну пронзила такая яркая вспышка, что она тоже не смогла удержаться от возгласа. Она оторвалась от шеи любовника, и громкий, полный пронзительного удовольствия стон прозвучал над темными водами озера. Ее длинные ногти еще несколько мгновений, по инерции, царапали широченные плечи Коляна (Вована?), но кровь из царапин уже не выступала.

Пару минут она приходила в себя, затем с неожиданной силой отбросила безжизненное тело любовника в сторону, легко поднялась и, потная, окровавленная, потянулась навстречу полной Луне. Призрачный свет пронзил прекрасное тело повелительницы ночи. Она вскинула руки.

— Я — королева Луны! — Ее черные глаза сияли ярче боязливых звезд. — Я — хозяйка Вечного Мрака! — Притихли даже совы, лениво перекликавшиеся где-то далеко-далеко. Окутанная тьмой земля внимательно и вслушивалась в слова купающейся в серебре черноволосой женщины. — Я — черное пламя страсти!!

Анна рассмеялась своим чарующим, озорным смехом и легко побежала по лунной дорожке, вызывая целый фонтан блестящих брызг.

— Никто не может сравниться со мной!! Холодная вода послушно приняла ее разгоряченное тело.

Константин

В спальне был полумрак: Вера специально не выключила один ночник, чтобы Константин не блуждал в темноте, и крепко спала, свернувшись калачиком на своей стороне широкой кровати. Снедаемый жгучей страстью, Куприянов быстро сбросил одежду, забрался под одеяло и нежно провел рукой по плечу жены:

— Вера.

Она сонно улыбнулась, пробормотала что-то, но не открыла глаз.

— Вера!

Он взъерошил ее короткие каштановые волосы, поцеловал шею, нежно укусил в розовое ушко, провел рукой по бедру, но все было напрасно: женщина не просыпалась. Страсть горела в нем диким лесным пожаром.