Полтора кролика - Сергей Носов

И тогда я снова открыл морозилку… Ботинки! Я пригляделся и различил носки, едва торчащие из ботинок. Я взял один ботинок и почувствовал, что он вовсе не пустой, что он с содержимым!.. Я вынул из морозилки, я заглянул внутрь ботинка и увидел ледяную гладь на уровне края… понимаете?… срез, заледенелый срез!.. Нечеловеческий ужас нахлынул на меня, я едва не потерял сознание!..

И вспомнилось мне в одно мгновение разное – и книжка ее про какого-то там расчленителя, и кроваво-красное покрывало, и двуручная пила, которую видел, между прочим, у входа… И разговорчики вспомнились типа: «Елка криво стоит». – «Потому что криво отпилена». – «А кто виноват?» – «Вместе ж пилили!» – «Ну ты пильщик известный». – «А ты?»

И многое еще вспомнилось что.

А их шаги приближались. Они уже стояли у двери – со своим окаянным сюрпризом! Я слышал, как они перешептывались, как что-то они обсуждали за дверью…

И словно пелена упала с глаз моих!

И словно мне голос был: «Спасайся, дурак!»

И рванул я к окну – закрыто окно! И со всего я размаха как навалюсь на раму, на двойную, и вместе с обеими рамами так и полетел туда, в сад!.. Как только не порезался, уму непостижимо!..

Перепрыгнул через забор и по всей этой первомайской новогодней слякоти бегом в сторону вокзала! Хорошо деньги были в кармане брюк, а куртка была, так она там так и осталась!

Мне повезло: без четверти двенадцать был проходящий. Продали мне билет в первый вагон, а там проводники Новый год отмечают. Больше нет никого, один я пассажир! Во всем поезде – я единственный!.. Они мне водки налили, холодной. У меня руки тряслись. Я о пережитом рассказывал. Проводники удивлялись, говорили, что в рубашке родился. Такая история.

Такую историю – ну, может быть, чуть-чуть другими словами – поведал о себе Ростислав Борисович.

Потрясенные рассказом Ростислава Борисовича слушатели с минуту молчали. Огонек свечи магнетически притягивал взгляды. Ждали, не прибавит ли к сказанному что-нибудь еще Ростислав Борисович. Не прибавлял. Только тихо, едва заметно посапывала во сне Маргарита Макаровна.

Молчание прервала Елена Григорьевна из другого корпуса, налоговый инспектор первого ранга. Она осторожно предположила, что Ростислав Борисович публику лукаво мистифицировал, попросту говоря, разыграл – уж очень невероятен его рассказ.

Послышались протесты. Было заявлено, что рассказ Ростислава Борисовича содержит много деталей, которых невозможно придумать. Например, те же ботинки в морозилке… Если бы он обнаружил в морозилке не ботинки, а… ну что-нибудь более традиционное, вот тогда бы можно было сомневаться в достоверности повествования… Но ботинки! Зачем они? Для чего? Такое невозможно придумать.

От Ростислава Борисовича пытались выведать тайну ботинок, но он уклонялся от интерпретаций своего рассказа, ибо не было у него на этот счет никаких здравых идей.

Тот же сюрприз… Что за сюрприз? Зачем?

– Здесь много очень иррационального, – сказал Ростислав Борисович. – Я часто думаю головой, но здесь лучше не думать.

Спросили: в милицию-то он заявлял или как?

– Нет. Не знаю почему, но что-то меня остановило.

Стали стыдить. Даже возмущаться.

И тогда встал доселе молчавший Соловьев. Он вышел на середину холла. Свеча горела за его спиной, лицо было в тени, но даже так становилось ясно по его почти невидимому лицу, что Соловьев сильно взволнован.

– Ростислав Борисович, вы совершенно правильно сделали, что никуда не заявили!

Звуковой образ коллективного недоумения. Шум.

– Я потрясен больше вас всех вместе взятых!.. – воскликнул спортивный журналист Соловьев, обращаясь ко всем вместе взятым, как он сказал. – Невероятное совпадение!.. Фантастическое соответствие!.. Знаете, кто во всем виноват?… Я!.. Я один и только я!.. Режьте меня на куски!.. Что вы на меня так смотрите?… Вот у вас от рук рыбный запах, к примеру!.. Как быть?… Потрите лимоном!.. А когда лук режете, вы ничего не жуете?… Вот потому и плачете!.. Надо жевать!.. Бутылку без штопора?… А?… Это все я!.. Все мое!.. Как открыть!.. Этим я занимался!..

Все ошеломленно глядели на Соловьева – кто с испугом, кто с ужасом: это, действительно, очень страшно, когда человек на ваших глазах сходит с ума.

Но тут Соловьев снова обратился лично к Ростиславу Борисовичу:

– То, что вы приняли за носки, торчащие из ботинок, было полиэтиленовыми мешками, уверяю вас, это именно так!.. Объясняю!.. Слушайте все!.. Когда я работал в газете, я вел там рубрику «Советы для дома»!.. Во всех газетах были такие!.. Помните?… Ну я ж объясняю вам… стулья… стулья царапают пол!.. Что делать? А наденьте на ножки пластмассовые пробки от винных бутылок!.. Или вот: вам туфли полировать надо… Отлично! Старые колготки и никаких проблем!.. Ну а если ботинки?… Жмут если?… Что делать, когда ботинки жмут?… Ну так я, значит, и вспомнил, как еще в школе меня научил наш сосед по лестничной площадке разнашивать ботинки… я и напечатал в газете!.. Очень просто: надо засунуть в ботинок полиэтиленовый мешок, налить в него воду и поставить ботинок в морозилку вашего холодильника!.. Вода, замерзая, начнет расширяться…

– Этого не может быть! – громко произнес Ростислав Борисович и резко встал.

– Уверяю вас, закон физики!.. Лед расширяется, ботинок разнашивается!.. Был сорок первый размер, стал сорок второй!.. Да у нас столько откликов было на публикацию, вы что!.. Некоторые тоже не верили, говорили, не может быть, пусть лед расширяется, но зато кожа-то сужаться должна, так ведь?!.. Да ничего подобного!.. Проверено на себе!.. А что вы хотите? Тогда в Первомайск только сорок первый размер завезли. Я помню. А если сорок второй надо? А сорок третий?… Да у нас в Первомайске после моей публикации у каждого десятого ботинки в морозилке стояли!.. А вы говорите!..

Последние слова Соловьев произносил уже без Ростислава Борисовича.

Ростислав Борисович, не проронив больше ни звука, вышел из холла. Никто и не заметил этого, так были все увлечены соловьевским монологом.

Зажгли свет.

Тут и Маргарита Макаровна проснулась.

– Я как выпью шампанское, сразу же засыпаю. – На губах у нее созревала улыбка: – Сад приснился… Африка, что ль?… Цитрусовый весь…

Елена Григорьевна, которая налоговый инспектор, проходя мимо Соловьева, проронила:

– Зря вы это. Лучше бы так он и жил со своей тайной.

– А где мой муж? Опять пропал? – Маргарита Макаровна захлопнула ладонью нежданный зевок. – А по ящику что?

Ростислава Борисовича тем временем уже искали по этажам. Нигде не было.

Маргарита Макаровна грузно отбортовалась от кресла и медленно перетекла к телевизору.

Вспыхнул экран. Подавали очередную порцию юмористов.

Жуть, а не погода. Особенно ветер.