Как мы бомбили Америку - Александр Снегирев

— В сабвэе часто совершаются преступления. Это вам не Жмеринка!

Мы кивнули. Мне в Жмеринке бывать не приходилось, но думаю, работодатель был прав.

— А что если вы вздумаете украсть дорогостоящий бэлт и набор щёток?!

Интеллигент стыдливо опустил глаза. Мы с Юккой задумались.

— Кто мне гарантирует, что вы не гангстерс и не воруете оборудование? Вы должны оставить мне в залог ваши паспорта! Это застрахует и меня, и моих клиентов. Ведь все квартиры, в которых вам придётся работать, богатые. Там обстановка, вазы, карпеты. Это вам не Жмеринка!

Парня явно что-то связывало с этим славным местечком.

— Согласны?!

— Надо подумать… — мы с Юккой встали и попрощались. Интеллигент уставился на свои руки. Обернувшись в дверях, я увидел, что он молча выкладывает зелёный паспорт с сельскохозяйственным гербом бедной азиатской республики.

— Козёл! — выдавил из себя Юкка, выйдя на улицу, и закурил. Я принялся пинать банку из-под колы.

— Отдайте мне паспорта! — передразнивал Юкка предприимчивого обладателя дорогих страховочных ремней и набора щёток. — А потом он не заплатит ни хрена и ещё подошлёт кого-нибудь, чтобы у нас отняли эти сраные щётки! И отрабатывай до скончания века!

— Стать рабом в свободной стране, что-то в этом есть, — грустно усмехнулся я, вспомнив интеллигента. Не хотелось бы мне в сорок лет оказаться в его шкуре.

Мы отправились по второму адресу. Ехать пришлось долго. Сначала поезд шел под землей, а после вынырнул на поверхность и поехал среди пышных деревьев и невысоких домов. В окнах мелькали большие дешевые магазины, с витринами расписанными граффити. Тротуары устилал бумажный сор. В вагоне постепенно остались только типы славянско-еврейской наружности. Один громко ссорился по телефону с мамой:

— Мама, вы меня не понимаете! Я же не могу их постоянно принимать!

Мамаша на том конце провода продолжала настаивать. Мужик отбивался:

— Говорили, что будет двое, а их пятеро плюс больная бабушка! Нет, мне не жалко, но бабушка — это слишком! Мама, вы меня слушаете?!

Подобные интонации и обращение к матери на «вы» популярны у отечественных юмористов, пародирующих нравы еврейских местечек. Теперь я мог насладиться наблюдением, так сказать, прототипов. Захотелось смеяться, и настроение улучшилось. К сожалению, дослушать до конца историю про больную бабушку не удалось. Двери открылись на нашей остановке.

Нужную улицу и дом мы разыскали без труда. Обыкновенный американский белый хаус, обшитый пластмассовыми досками. Я позвонил.

Дверь долго не открывали. Наконец послышался голос:

— Вам кого?

— Мы жильцы! Мы звонили.

Дверь распахнулась, представив нашим взорам худую крашеную блондинку лет сорока, похожую на кочергу.

По узенькой лестнице поднялись на второй этаж. В разных комнатах, как попало, вповалку спали взрослые неприятные люди. Вспомнились фильмы про мафию и наркопритоны. Мы прошли по коридору вслед за блондинкой. Мимо прошмыгнула бледная девица в леопардовом халате на голое тело. Повсюду пахло затхлостью и неопрятным сном.

Тем временем, крашеная уселась на продавленный диван в комнате, служащей гостиной, и принялась нас расспрашивать о том, о сём голосом дамы пьющей и курящей.

— Давно в Нью-Йорке?

— Пару дней, — вежливо отвечали мы, думая, как бы побыстрее свалить.

— А зачем приехали, на летние заработки? — любопытствовала крашеная кочерга.

— Да… — неопределенно промычали мы. Мимо прошел громила с разбойничьей физиономией.

— Москвичи? — рявкнул громила.

Мы не успели ответить, влезла крашенная.

— Я тоже москвичка, Тушино знаете?

— Вся Москва разрушена, осталось только Тушино, — ни к селу ни к городу вспомнил я дворовый стишок.

Кочерга каркающе расхохоталась.

— А ты где живешь, остряк?

— На «Белорусской», — соврал я.

— А, знаю, я там тусовалась… у вокзала. Нормальное место, — обнаружила кочерга знание Москвы.

— Вокзал супер! — зачем-то брякнул Юкка.

Повисла неловкая пауза, сопровождаемая звуком мощной струи из сортира, в котором заперся громила.

— Что ж я вам голову морочу, давайте покажу квартиру. У нас тут дружная семья. Живём вместе. Делим радости и невзгоды, — кочерга перешла на тон советской телевизионной корреспондентки. — Это Элла, познакомьтесь.

Девица в леопарде жеманно сунула ручку для поцелуя. Я её пожал.

— У нас можно готовить, хранить продукты… — пела кочерга. Сонные мужики и бабы стали просыпаться, и теперь бродили по гостиной, почёсывая яйца и зады, зевая и разглядывая нас с аппетитом. «Уж не в логово людоедов мы угодили?», — подумал я.

— У нас дёшево, семьдесят баксов в неделю, до сабвэя пять минут, маркет близко, люди хорошие, честные…

Оправившийся громила вышел из сортира, у которого уже выстроилась очередь, и, сплюнув сквозь зубы в нашу сторону, прошёл на кухню.

Леопардовая девица поставила кофейник на плиту и провела по мне своими влажными глазками. Я вспомнил ночную неудачу с китаянкой и подумал было, гори всё синим пламенем, останусь с этими шлюхами и бандитами, будь что будет!

— Мы подумаем, — сказал Юкка, пытаясь сохранить деловой тон. — Надо посоветоваться.

— А чего тут советоваться! — насупилась кочерга. — Вам что, не нравится?! — её тон резко изменился.

Мы тихонько отступали к двери.

— Мне нравится, — на всякий случай сказал я и диковато улыбнулся. — Очень нравится, но надо посоветоваться.

— Вы, небось, после сезона? Штуки полторы у каждого, небось, есть? — напрямую спросила кочерга.

Все уставились на нас, как кот Базилио и лиса Алиса на Буратино. Таких денег у нас не было, но лишаться оставшейся пары сотен тоже не хотелось.

«Если в окно, то порежусь стеклом, лучше через дверь»… — лихорадочно решал я, а вслух произнёс:

— Да вы что ребят, мы только приехали…

Я нащупал ногой первую ступеньку. Мы пятились, выставив вперёд сумки и еле помещаясь на узенькой лесенке.

— Только приехали… — кажется кочерга поняла, что из нас много не вытрясешь.

Мы развернулись и кинулись вниз.

— Всё-таки подумайте! — донеслось сверху, когда я дёргал непослушную дверь.

Мы вырвались на залитый солнцем тротуар. Жить по-прежнему было негде.

Мы оказались в русском районе города Нью-Йорка. Русским здесь был, пожалуй, только язык, да и тот существенно исковерканный. Отовсюду на нас смотрели вывески на русском, продублированные латинскими буквами. Кафе «Volna» или парикмахерская «U Abrama». Народ представлял из себя тот тип, который так свойственен южным городам Украины. Смесь евреев, греков, татар, хохлов, русских и бог знает кого ещё, копошилась на раскаленных улицах Брайтона. Смесь фыркала, пихалась локтями, лузгала семечки, сморкалась, бранилась, плевалась и делала всё то, что обыкновенно делает в своих родных городках и местечках. Мы неожиданно почувствовали себя иностранцами и начали тупо улыбаться, как это делают западные туристы в России. В горле пересохло, мы зашли в продуктовую лавку.