Хороший день для зомби-апокалипсиса - Василий Панфилов

Болгаркой же отпилил у соседа кусок трубы чуть больше метра длинной от системы отопления. Благо, не пластик, а нормальное железо, даже не слишком проржавевшее изнутри.

С тесака снял нелепые деревянные «щёчки», вставил рукоять в чуть расплющенную на конце трубу, закрепил болтами насквозь, потом проволокой, изолентой… Хрень получилась хтоническая, этакая мини-алебарда «маде ин гаражи». Но чем богаты!

На верёвке спустил часть инструментов, среди которых была фомка и болгарка, потом тюк с одеждой для Натахи, и…

— Ой, бля! — высоты я боюсь… а куда деваться? Пробиваться вниз с четвёртого этажа, шансов маловато!

— Кис-кис-кис… — решаю дать шанс шерстяному пидорасу.

— Пф-ф…

— Ну как знаешь, — предупредил я кастрата, оскорблённый в лучших чувствах, — тогда сам выживай! А, да…

Снял крышки с кастрюль, вспорол огромный пакет с кормом. Всё! На месяц еды и воды хватит, а загадывать дальше я не возьмусь.

Выглядываю в окно… зомби поблизости нет.

— Ну, с Богом! — одеваю рюкзак, строительные очки на нос, снова крещусь, и перекинув ноги через подоконник, пристально слежу за холодильником и диваном, вокруг которых обмотан паракорд. Поехали!

Ладони горят даже через две пары брезентовых рукавиц. отталкиваюсь ногами от стены. Вж-жих… вж-жих… вж-жих…

«Я как черепашка-ниндзя!» — вступает в голову дурацкая мысль, но вот я уже стою на асфальте.

— Хыр-р… — в десятке метров от меня, из открытого на первом этаже окна вываливается зомби. Спешно отцепляю верёвки, и алебардой — н-на по башке! Черепушка раскололась, и я поздравил себя с перенесённым ковидом и осложнениями в виде потери обоняния. Иначе… думаю, рвало бы меня знатно!

— С первого раза, — похвалил сам себя приглушённо, пытаясь заглушить страх и ощущение невозможности происходящего. Подхватив в одну руку тюк с одеждой, в другую инструменты и алебарду, трусцой припустил вокруг дома, готовясь в любой момент вступить в бой.

В рюкзаке документы — мои и Натахины, две бутылки воды, аптечка, батончики и шоколадки, несколько банок консервов, хлебцы и две пачки геркулеса. Не то чтобы круть… но что было.

Трусцой, трусцой… во дворах бродят зомби, и такое впечатление, будто они действуют по алгоритмам того времени, когда они ещё были людьми. Бабки и молодые мамаши — у подъездов, алкаши — в сторонке.

… и все, суки, за мной! Медленно, но неотвратимо! Это что, к «Пролетарскому» я с толпой сопровождающих подойду? Да ну нахуй!

— Бля… — с колотящимся сердцем кидаю в песочницу инструменты и одежду, рюкзак… Э, нет! Рюкзак оставлю! Мало ли, как обернётся, а там аптечка и вода.

— Ну, суки… — голос у меня срывается, — подходите!

Вопреки своим же словам, я первым начинаю действовать. Труцой оббегаю вокруг дома, вытягивая зомби в цепочку. К моей радости, они ме-едленные… движения, как у стариков, неспешные, и почему-то — рывками, когда торопятся.

Перехватив алебарду ближе к концу рукояти, широким замахом опускаю лезвие на голову существа, что несколько часов назад было старой бабкой.

— Почти напополам, бля… — с трудом сдерживаю рвоту, этого мне сейчас никак нельзя!

Зомби-бабка валится на старый растрескавшийся асфальт кучей окровавленного тряпья, и у её тела тотчас возникает затор.

— Хар-р… — с шипящими звуками существа начинают жрать её, а я, оббежав их, опускаю алебарду на шею той, что недавно было молодой матерью… Скалясь, голова, сохранившая идеальную причёску, дико выглядящую при отсутствии щеки, покатилась по газону и остановилась на детской площадке из дешманского, ядовито-яркого пластика.

«Ну тупы-ые!» — мелькнуло у меня облегчённое. Медленные, тупые… но тут же вспоминается сценарий подобного рода ужастиков, и облегчение уходит. Пока медленные. Пока тупые.

Остаётся только сосредоточенная работа и несколько минут спустя десяток зомби пораскинуло мозгами во дворе пятиэтажки. Но…

… из подъездов и соседних дворов потянулись новые.

— Блять!

— Вов! Ты?! — окликнули меня из окна второго этажа.

— Саш? — подымаю голову, не сразу нахожу несколько расплывшуюся, но всё ещё мужественную и почти красивую физиономию бывшего десантника. Неплохой парень… из тех, у кого самое большое жизненное достижение — служба в армии. ВДВ, и жизнь удалась! А как там дальше, уже не суть важно.

— Ну ты пацан! — продолжает он, перегнувшись из окна чуть не пояса и демонстрируя всё ещё крепкую, но изрядно заплывшую жирком фигуру, — Чётко! Я после вчерашнего пока встал, пока похмелился, а тут хуета! Хорошо, телик сразу включил! А так бы вышел, и пизда сержанту!

— И прикинь? В доме ни хуяшечки из того, что за оружие сойти может! Баллончик, бля! Газовый! И травмат! — он будто оправдывается… — А под дверью — тёща с женой и малым скребутся, прикинь?! Зомби!

Сашка смеётся и истерически и продолжает со всхлипом:

— Погуляли с утреца с дитём, сука! Вов! Ты мне хоть шашку в окно кинь, что ли… я их сам тогда, своими руками…

Со второй попытки закинул ему шашку в окно, и продолжил собирать поезд из мертвецов.

«На хуй мне это надо!» — мелькает в голове, но давлю на корню подленькие мыслишки. Надо! Не потому даже, что я положительный герой, а потому, что…

— … паровозы надо давить, пока они чайники! — выдыхаю, с размаха раскалывая череп грузной тётки в халате. Тесак на конце трубы тяжёлый, толстый, поэтому головы раскалываются хорошо… и хорошо, что именно раскалываются! Не дай Бог, застрянет в черепушке, да в самый ответственный момент!

Ощущение нереальности происходящего — абсолютное. Небо ясное, без единого облачка, синее-синее, как бывает только на рисунках детей. Жарко, летне… в такую погоду только на пляже и сидеть, ну и или выезжать на пикники. А тут — зомби!

— Обидно, сука! — с хеканьем подрубаю ногу слишком шустрого зомби в военной форме с «крылышками», и забежав в сторонку, одним ударом смахиваю голову шеи… а, нет, на лоскутах повисла! Зомби пионерского возраста, в котором я без труда опознал Любкиного мальчишку со второго этажа, остановился, будто в раздумьях, и я, подавив неуместную жалость, делаю взмах алебардой. По асфальту мячиком запрыгала голова с выбритым на затылке патриотичным двуглавым орлом.

— Молодой человек! — тряся жидкими седыми волосами, пронзительно воззвала ко мне бабка с третьего этажа, — По какому праву вы занимаетесь самосудом? По телевизору ясно сказали…

Речь у неё поставлена хорошо, как у бывшего педагога, но изо рта льётся телевизионная идиотия, бездумное повторение сказанного ведущими.