Чистильщик - Евгений Щепетнов

Зеленое свечение? Да это я так… показалось. От волнения.

Здоровья прибавилось из-за того, что я побил хулиганов? Ну а то же! Любой, кто победит врага, будет радоваться, и здоровья у него точно будет больше! Ведь так же?

Но последнее, что добило потрясенного психиатра, – это то обстоятельство, что мой мозг категорически отказался впадать в гипноз. Мариванна бубнила свои усыпительные мантры, болтала перед моими глазами невесть откуда взявшимися у нее серебряными часами на длинной цепочке – никакого эффекта. Я не желал засыпать. Как насмешка над всей отечественной и зарубежной психиатрией.

Когда мы с мамой вышли из психиатрической лечебницы на освещенную солнцем улицу, я облегченно вздохнул – мне совсем и никак не нравилась перспектива остаться в психушке под «наблюдением опытных врачей», как советовала сделать светоч современной психиатрии, доктор наук и профессор, в миру – Мария Иванова Кольцова. Уж больно ей хотелось понаблюдать за странным ребенком в благоприятных лабораторных условиях, провести ряд опытов, а потом написать научный труд – ничуть по большому счету не заботясь о том, как скажется на психике девятилетнего мальчишки отрыв от привычного окружения и перенос во враждебную ему среду.

Ученые, они сродни наркоманам, готовы на все ради очередной дозы того, что им хочется больше всего на свете. Наркам – наркота, ученым – знания. Только вот ни я, ни моя мама не собирались приносить мое тело в жертву на алтарь научного прогресса. Обойдутся, большеголовые! Перебьются.

Мама молчала, я молчал, и больше тема зеленого свечения никогда не поднималась в нашей семье.

Вот только я эту тему не забыл. Ощущение радости, счастья, наслаждения – каждый, кто хоть раз испытал, попробовал нечто подобное, – уже никогда не забудет и… захочет все это повторить!

Но повторить удалось только через пять лет, когда мне исполнилось четырнадцать.

Все эти годы я прилежно учился – что не составляло абсолютно никакого труда. Вдруг выяснилось, что я обладаю абсолютной памятью, то есть достаточно мне прочитать текст только один раз, и запомню его на всю свою жизнь. И не важно, что это за текст – я могу повторить его слово в слово, запятую в запятую. И потому – учиться мне было легко и приятно.

Особенно из-за того, что по большому счету в школе я бывал не так уж и часто. Тренировки занимали все мое свободное время, а выезды на сборы, на соревнования – и все не свободное. Бесконечные справки от общества «Динамо», которые я таскал в школу, чтобы оправдать многонедельное отсутствие на занятиях, ничуть не добавляли мне любви ни учителей, которых раздражал мой эдакий слишком вольный образ жизни, ни одноклассников – по той же причине, а еще потому, что при всей этой вольности экзамены я сдавал на «отлично». Память есть память. Ну что поделаешь, если мой интеллект выше на несколько порядков, чем у сверстников?

Кстати, маму это обстоятельство на самом-то деле пугало. Ведь началось все с того, что меня как следует отлупили по дороге из школы, надавали по башке, вот мама и боялась, что где-то в моей детской головенке «шарики зашли за ролики», и я стал чем-то вроде гениального идиота, человека-счетчика, или чего-то похожего.

А еще – что у меня в голове таится опухоль, которая давит на мозг и вызывает гениальные способности, а также… галлюцинации, выражавшиеся в зеленом свечении вокруг неких объектов.

Нет, вслух она об этом не говорила, но время от времени все-таки таскала меня по врачам – для профилактики заболеваний, как она говорила. Я сдал кучу анализов, я просвечивал голову – уж и забыл сколько раз, – но каждый раз врачи убеждали мою маму, что у нее на попечении ненормально здоровый ребенок, у которого не то что головных болей не имеется, нет даже ни одного больного зуба – все белые, ровные, как на подбор!

В конце концов моей упорной, даже несколько фанатичной маме надоело ходить по многочисленным профессорам, с изумлением поцокивающим языками в безуспешной попытке разгадать замысел Бога, подарившего миру такое чудо, как я, и она наконец-то от меня отстала, строго-настрого приказав доложить, когда у меня начнутся очередные глюки. То есть потребовала того, что я бы не сделал никогда и ни под каким видом – помня последствия некогда сказанных мной неосторожных слов.

Да, после того как я попал в школу, умнеть стал не по дням, а по часам, будто в моей голове нажали некую кнопку, включающую механизм ускоренного обучения.

Впрочем, я об этом совсем не задумывался. Моя жизнь мне нравилась, и шла она как по рельсам – скоро я стал чемпионом города среди детей, потом среди юношей, бокс занимал все мое время, не оставляя его на какие-то посторонние мысли, дела, даже на романтические бредни, овладевающие каждым нормальным мальчишкой с наступлением его половой зрелости. Можно сказать даже так – вся моя сексуальная энергия тратилась на совершенствование моих бойцовских качеств.

Нет, не скажу, что в моей голове не возникали сладострастные картины, на которых я совершенствую свое сексуальное умение (нулевое, если не считать кое-какой информации, полученной от приятелей по секции), но дальше «самообслуживания» дело не шло. И повторюсь – времени на это не было никакого.

Две тренировки в день – какие, к черту, девушки? Мама даже обеспокоилась и одно время принялась меня аккуратно, настороженно расспрашивать – как мне нравятся девушки и нравятся ли вообще? Я вначале смущался, а потом стал просто хохотать, чем привел в смущение уже саму маму, которая никак не могла спросить впрямую – не гомик ли я?! Пришлось уже мне без обиняков заверить, что никакого удовольствия от созерцания и тисканья мужских задов у меня нет, что я нормальный парень, но у меня просто не хватает времени на всю эту ерунду. Под ерундой я подразумевал романтику, вздохи под луной, дрожащие от возбуждения руки и неловкий секс, заканчивающийся обычно неприятностями – большими и маленькими.

В четырнадцать лет я выглядел совершенно взрослым, разумным парнем – это отмечали даже соседи, для которых я был примером того, какой должна быть современная молодежь. Я выносил мусор, выбивал ковры, всегда приветливо здоровался с соседями, помогал донести сумку или затащить шкаф – благо силы у меня было хоть отбавляй.

Да, силы у меня хватало. Я легко жал «сотку», а ударом кулака мог свалить человека массивнее себя раза в два. Во мне было больше шестидесяти килограмм тонких стальных мышц, крепчайших сухожилий и больше ста семидесяти сантиметров роста. И я все еще рос. Быстро рос, и однажды Петрович сказал, что если я буду так расти, то скоро вымахаю под два метра, а может, и больше. Что не очень хорошо для боксера – как и лишняя мышечная масса – удар становится менее резким, вялым, хотя и шанс, что тебя пошлют в нокаут, становится таким же, как у боксеров веса «пера». Тяжеловесы очень устойчивы на удар. Масса, однако. Да и кости черепа крепче, чем у обычного человека.

Вообще-то мне всегда нравились средневесы, или полутяжи, – и фигура в порядке, и удар пушечный. А что эти тяжеловесы? Пыхтят, толкаются – сумоисты, да и только, а не настоящие боксеры! Но против природы не попрешь – что дала, то и дала.