Подвеска Кончиты - Анна Князева

– Да и черт с ним, с этим Монголом, расскажи лучше, как там дружочек наш засланный?

– Дрищет, но не отказывается.

– Парши-и-и-ивец, – Вадим Николаевич укоризненно покачал головой и разлил по рюмкам коньяк. – Своих продает… Гни-ило-о-ой человек.

– Падаль, – согласился Крестовский. – Но у него есть на то причины.

– Бог с ним, Крест! Вздрогнем?!

Они чокнулись и выпили. Закусив лимоном, хозяин дома скривился:

– Давно хотел спросить тебя, Крест, а что, если Монгол…

– Я решу этот вопрос.

– Радикально?

Крестовский утвердительно моргнул глазами и выдохнул.

– Ну, хорошо-хорошо, только не рассказывай – как. Не люблю я этих подробностей. И никогда не любил! Даже когда на страже был… закона и правопорядка. Будь он неладен. Лена! Почему не подали салфетки?!

«Да заткнешься ты наконец…?» – в мыслях Крестовский с размаху бил по этому ухоженному лицу и представлял, как колышутся от удара эти бледные щеки. Как кривится гримасой рот и закатываются узкие, как иглы, зрачки. Как откидывается голова и беспорядочно лохматятся волосы, ломая безупречный пробор… Как…

– Лена! – снова закричал Вадим Николаевич.

«Черт! Да что ж ты так орешь?!»

– Я в туалет, – Крестовский поспешно встал.

– Лена!!

В коридоре на Крестовского налетела испуганная супруга патрона. Отступив, он нащупал дверную ручку, зашел в ванную, заперся на щеколду и облегченно выдохнул:

– Мразь…

Ненависть к Раку была привычной и, как выдержанное вино, давно перебродила. Теперь она была не столь болезненной, более того, доставляла странное удовольствие, сродни мазохистскому.

События, которые навсегда связали их с Раком, лучше не вспоминать. После таких дел люди или умирают, или молчат.

Крестовский приблизился к зеркалу. Оглядев себя, усмехнулся. В розовой рубашке он был похож на потертого купидона. Легкий пушок кучерявился над вспотевшей лысиной, глаза голубели от скрытой ненависти. Золоченая рамка зеркала придавала композиции определенную завершенность.

Оттянув нижнее веко, он сначала проверил, что там, потом высунул язык и внимательно осмотрел его. Затем включил воду и расстегнул ширинку.

Покачиваясь в танцевальном ритме, Крестовский старательно выводил неприличное слово на белоснежном полотенце. Благородный хлопок с готовностью впитывал влагу весьма определенного содержания. Мощной струей гость опрокинул флакон духов, пометил мыло в просторной мыльнице, остатки творческого вдохновения излил на симпатичный беленький коврик…

Состояние невесомости под названием «свобода» вознесло его на вершину чувственного безумия, и это было настоящим мужским счастьем.

Стряхнув последние капли, он застегнул молнию и открыл глаза. Сознание прояснилось. Крестовский с испугом покосился на нетронутое полотенце и тщательно протер носовым платком обрызганный край писсуара.

В коридоре у него состоялся короткий разговор по мобильному. В гостиную он зашел весьма озабоченным:

– Все меняется, Вадим Николаевич.

– Это еще почему?

– Погода нелетная. В этом все дело.

Не сговариваясь, оба посмотрели в окно. На улице было черно, как будто вдруг наступила ночь. Лохматые кусты истерично раскачивались из стороны в сторону и хлестали по оконному стеклу тяжелыми от влаги ветвями.

– Он едет поездом…

– Спецвагон? – деловито осведомился Рак.

– Вы не поверите, – не сдержавшись, Крестовский расхохотался. – В обычном СВ!

– Напрасно радуешься, это намного усложнит дело.

– Конечно, – посерьезнел Крестовский. – Но мы все решили. Монгол уже там. ГИБДД отменяется.

Вадим Николаевич отмахнулся:

– Делай как знаешь, но спрошу – с тебя!

Он умолк и зашагал прочь по коридору, куда-то в глубину дома. Неожиданно остановился, обернулся:

– И помни… Монгол должен ее найти!

«Пошел в жопу!» – мысленно огрызнулся Крестовский.

* * *

Сонную тишину квартиры нарушил какой-то звук. Дайнека открыла глаза и напряглась, определяя, что это было, но тут же сообразила: хлопнула входная дверь.

В комнате было темно. Спрыгнув с кровати, она выбежала в коридор.

– Папа, сейчас вечер или ночь?

– Десять часов вечера, – расправив промокший зонт, Вячеслав Алексеевич прикидывал, куда бы его пристроить. – Ты спала?

– Да.

– Вещи собрала?

– Собрала.

– Тогда поехали. Ливень страшный, повсюду пробки. Поезд отходит через час. Поедешь с комфортом, в мягком вагоне.

– В вагоне? Почему в вагоне? – удивилась Дайнека.

– Мы же все обсудили по телефону, – он внимательно посмотрел на нее.

– А я думала, мне это приснилось…

– Быстрей собирайся.

– Я мигом.

Квартиру покинули быстро, как будто от кого-то бежали. Отцовская машина ждала у подъезда, тем не менее Дайнека ввалилась в нее промокшая. Тишотка заскочил вслед за ней и, устроившись на сиденье, энергично встряхнулся, обдавая брызгами все вокруг. Вконец распоясавшись, он получал от этого громадное удовольствие.

Спустя несколько минут автомобиль с трудом втиснулся в непрекращающийся поток машин на магистральном шоссе. По стеклу бессмысленно бегали «дворники». Дайнека видела перед собой лишь водяную стену и красные огоньки стоп-сигналов. Можно себе представить, какие ругательства изрыгали водители, когда приходилось резко тормозить или трогаться с места!

Каждый понимал: правила здесь общие, и нарушать их было себе дороже.

На площадь Трех вокзалов стекались потоки машин и реки дождевой воды. Игнорируя транспорт, отовсюду лезли нагруженные беспокойные пассажиры. Мельканье фар, автомобильные гудки, силуэты бегущих людей, возникающих ниоткуда и исчезающих вникуда, – все это сводило с ума и вселяло панику.

Вячеслав Алексеевич напряженно молчал, времени до отхода поезда оставалось все меньше. Резко вывернув руль, он грубо выругался. Таким взволнованным Дайнека не видела его никогда.

В этой бурлящей неразберихе они пытались отыскать хоть какое-нибудь свободное место. Наконец нашелся крохотный пятачок. Вячеслав Алексеевич припарковался, схватил сумку, махнул рукой и побежал в сторону перрона. Прощаясь, Дайнека поцеловала Тишотку, захлопнула дверь и устремилась вслед за отцом, натянув на голову куртку, чтобы не вымокнуть теперь уже до самой последней нитки.

– Дура… дура… дура, – бубнила она, перепрыгивая через лужи и вспоминая про зонт, который остался лежать на стуле в прихожей.