Иметь и не иметь - Эрнест Хемингуэй

Потом она выпрыгнула еще раз и другой, прямая, как столб,всем туловищем кидаясь прямо на нас и при падении высоко разбрызгивая воду.Леса туго натянулась, и я увидел, что она плывет опять к берегу, и видно было,как она поворачивает.

– Вот теперь начнется гонка, – сказал я. –Если она станет рваться, я наддам ходу. Держите тормоз совсем свободно. Лесы накатушке еще много.

Наша рыбина поплыла на северо-запад, как полагается всякойкрупной рыбе, и, ух ты, до чего же она рвалась! Она стала прыгать большимискачками и всякий раз ныряла, рассекая воду с таким всплеском, точнобыстроходная лодка при большой волне. Мы шли за ней. Я стоял у штурвала и непереставал орать на Джонсона, чтобы он свободно держал тормоз и сматывалпобыстрее. Вдруг я увидел, что его удочка подскочила и леса повисла. Кто непонимает, не заметил бы этого, потому что леса своей тяжестью все-таки тянулаудочку. Но я-то понимаю.

– Ушла, – сказал я ему. Рыба все еще прыгала ипродолжала прыгать, пока не скрылась из виду. Это была в самом делевеликолепная рыба.

– Но я чувствую, как она тянет, – сказал Джонсон.

– Это тяжесть лесы.

– Сильно тянет. Может быть, она издохла?

– Посмотрите, – сказал я. – Вон она прыгает. –В полумиле от нас было видно, как она фонтаном разбрасывала вокруг себя воду.

Я тронул тормоз его катушки. Он был завинчен до отказа. Лесане сматывалась. Она должна была лопнуть.

– Разве я вам не говорил, чтобы вы держали тормозсвободно?

– Но она все тянула.

– Ну и что же?

– Ну и я завинтил тормоз.

– Слушайте, – сказал я. – Если не отпускатьлесу, когда рыба так рвется, леса непременно лопнет. Нет такой лесы, котораямогла бы выдержать. Раз рыба требует, нужно отпускать. Тормоз нужно держатьсовсем свободно. Иначе такую рыбу не удержать даже гарпунной веревкой. А нашедело не отставать от нее, пока не кончится гонка, чтобы она не смотала всюлесу. А когда кончится гонка и она уйдет на дно, тогда можно завинтить тормоз ивыбирать лесу.

– Значит, если б леса не лопнула, я бы поймал ее?

– Могли бы поймать.

– Она же не может прыгать так без конца.

– Она еще не то может. Только когда кончится гонка,начинается самая борьба.

– Ну давайте поймаем другую, – сказал он.

– Раньше надо выбрать лесу, – ответил я ему. Мыуспели зацепить и упустить рыбу, а Эдди все спал. Теперь только Эдди пришел накорму.

– Что случилось? – спросил он.

Эдди был когда-то хорошим матросом, пока не спился, нотеперь он никуда не годится. Он стоял передо мной, длинный, вислогубый, совпалыми щеками, с беловатыми сгустками в углах глаз, с выгоревшими на солнцеволосами. Я знал, что ему до смерти хочется опохмелиться.

– Возьми выпей пива, – сказал я ему. Он вытащил изящика бутылку и выпил.

– Что ж, мистер Джонсон, – сказал он. – Я,пожалуй, еще вздремну. Очень вам благодарен за пиво, сэр. – Ай да Эдди.Рыба его нимало не интересовала.

А около полудня мы подцепили еще одну, но она ушла. Виднобыло, как крючок взлетел футов на тридцать, когда она выбросила его.

– Опять я что-нибудь не так сделал? – спросилДжонсон.

– Нет, – сказал я. – Просто она выбросилакрючок.

– Мистер Джонсон, – сказал Эдди, который темвременем проснулся, чтобы выпить еще бутылку пива, – мистер Джонсон, вампросто не везет. Может, вам везет в любви. Погуляем с вами вечерком, мистерДжонсон? – Затем он снова пошел на бак и улегся.

Часов около четырех, на обратном пути, когда мы шли совсемблизко к берегу и против течения, – оно бурлило, как в мельничном лотке, асолнце светило нам в спину, – у Джонсона клюнула такая большая чернаямеч-рыба, какой я никогда не видал. Мы поймали четырех маленьких тунцов, и негрнасадил одного из них на крючок Джонсона. Это была неплохая наживка, толькоочень громко плескалась за кормой.

Джонсон снял с себя пояс и положил удилище на колени – унего устали руки, оттого что он все время держал его на весу. Устав следить залесой, которую оттягивала крупная наживка, он завинтил тормоз, когда яотвернулся. Я понятия не имел, что он его завинтил. Мне не нравилось, как ондержит удилище, но неохота было все время ворчать на него. К тому же, когдатормоз открыт, леса сматывается, так что это не опасно. Но по-настоящему такрыбу не ловят.

Я стоял у штурвала и вел лодку вдоль главной струи к томуместу напротив старого цементного завода, где она опускается на большую глубинуи образует невдалеке от берега что-то вроде воронки, и там всегда полно мелкойрыбы для наживки. Вдруг я увидел впереди фонтан брызг, как от бомбы, и меч, иглаз, и раскрытую пасть, и огромную красно-черную голову черной меч-рыбы. Ееспинной плавник весь торчал над водой, высотой чуть не с оснащенное судно, ихвост тоже весь высунулся из воды, когда она бросилась на нашего тунца. Меч унее был толщиной с бейсбольную биту и скошен кверху, и, когда она схватила наживку,поверхность океана широко раздалась перед ней. Она была вся черная с красным, икаждый глаз у нее был с суповую чашку. Огромная была рыбина. Бьюсь об заклад,она потянула бы тысячу фунтов.

Я заорал на Джонсона, чтоб он отпустил лесу: но прежде, чемя успел вымолвить слово, я увидел, как Джонсон взлетел на воздух, точновздернутый подъемным краном, и еще секунду он держался за свое удилище, ноудилище согнулось, как лук, а потом, распрямившись, ударило его толстым концомв живот, и вся снасть полетела за борт.

Тормоз был завинчен до отказа, и когда рыба дернула,Джонсона сорвало с сиденья, и он не мог удержать удочку. Удилище лежало у негона правом колене и толстым концом было подсунуто под левое. Если б он не снялпояса, его бы стащило в воду.

Я выключил мотор и пошел на корму. Он сидел и держался заживот, куда угодил конец удилища.

– Пожалуй, на сегодня хватит, – сказал я.

– Что это было? – спросил он меня.

– Черная меч-рыба, – сказал я.

– Как это случилось?

– Вы лучше подсчитайте, – сказал я. – Катушкастоила мне двести пятьдесят долларов. Теперь такая стоит еще дороже. Удочкастоила сорок пять. Там было без малого шестьсот ярдов лесы в тридцать шестьнитей.

Тут Эдди хлопнул его по спине.

– Мистер Джонсон, – сказал он, – вам простоне везет. Первый раз в жизни вижу такое.