Сводные - Виктория Лукьянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наши глаза пересекаются как две шпаги. Мои – ошарашенные от неожиданной встречи. Его – ледяные и пустые.
– Привет, – против воли вырывается слово, на которое Ярослав никак не реагирует. Впрочем, он никогда со мной не здоровается. Словно это запрещено в его каком-то внутреннем уставе. – С приездом. – Пытаюсь взять себя в руки и делаю шаг вперед, огибая чемодан.
Ярослав следит за мной. За каждым чертовым движением, отчего мне становится неуютно. Я чувствую, как по коже мчится табун мурашек, именно там, где касается взгляд карих глаз. Сначала мое лицо пронзает стая ледяных снежинок, сползает ниже и тянется следом по шее, по пульсирующей вене, до плеча и ключицы. Думаю, он немного удивлен увидеть меня именно такой – в легком сарафанчике, который едва прикрывает грудь и бедра. Хлопковая белая ткань не обтягивает тело, но если присмотреться, то можно увидеть кромку белья. Да, он замечает. Я чувствую, как его взгляд запинается и непозволительно долго держится на груди.
– Как долетел? – Пытаюсь разорвать повисшую между нами паузу и заставить брата наконец-то заговорить, но он неторопливо поднимает глаза и отвечает так, что хочется заткнуть уши и уйти.
– С каких пор тебя это волнует? – Режет словами как острым ножом.
Я поджимаю губу, заставляя себя сдержаться и не выплюнуть что-нибудь мерзкое в ответ. Пожимаю плечами и прохожу мимо, все еще чувствуя его взгляд на себе, но теперь на ногах. Да, сарафан почти не прикрывает мои ноги. И, наверное, за год, который мы не виделись, я изменилась. Я надеюсь на это. Потому что, кажется, все еще меняюсь. Хочется одернуть подол и прикрыть зад. Жду, когда следом прилетит что-то из разряда «шлюха», но Яр молчит.
– Не волнует, – я все-таки отвечаю, оборачиваясь через плечо. – Так, чтобы поддержать диалог, – усмехаюсь, встречаясь с его глазами.
– Сынок! – голос Марины разрывает зрительный контакт и спасает нас от перепалки.
Женщина торопливо перебирает ногами, хлопая тапочками по мраморному полу, и подлетает к Ярославу, который выше матери почти на голову. Наверное, ростом пошел в своего отца, которого я видела лишь раз на старой фотографии. Как раз из тех случаев, которые выходили мне боком. Тогда Яр вышвырнул меня из своей спальни и запретил приближаться к его вещам. А после я заложила его, когда он сцепился в школе с парнями из параллельного класса. Да, даже ботаникам доставалось, особенно тем, которые в одночасье начинали хорошо жить.
Я отворачиваюсь, бросаю взгляд на спешащую Марину и прохожу мимо, кивнув ей. Но неожиданно ее голос заставляет меня замереть у лестницы.
– Арин, подойди к нам.
Я вынуждена повернуться всем корпусом и уставиться на женщину, в глазах которой стоят слезы радости. Он машет и подхватывает меня под локоть, обнимая второй рукой сына. Ярослав молчит, но я замечаю, как меняется его лицо. Только что было довольным и даже светлым от мимолетной улыбки, и вот он опять скован коркой льда. Я невольно делаю шаг навстречу, но замечаю – он качает головой, словно заставляя меня замереть на месте и не нарушать его границ.
– Да, – учтиво интересуюсь, что же Марине могло понадобиться от меня.
– Я так рада, что вы оба наконец-то дома, – выдыхает она, явно не замечая, какое напряжение искрит между мной и ее сыном. – Вы же оба будете на ужине?
Я киваю, Ярослав тихо отвечает.
– Ну и отлично, – Марина сияет как рождественская елка. – Давай, хватай свой чемодан. Пойдем к тебе в комнату. Там ничего не поменялось, – радостно восторгается она, следя за сыном.
Ярослав подхватывает чемодан – легко и быстро, и следует за матерью по лестнице на второй этаж. Проходят мимо меня, и я смотрю в спину Марины, но она не замечает моего взгляда. А вот Ярослав, кажется, видит все – наши глаза вновь цепляются как репейники друг за друга. Он на мгновение замирает напротив меня и, чуть наклонившись, произносит фразу, вызывая во мне жгучее желание ударить его.
– Не мешайся под ногами, сука.
Сердце ударяется о ребра. Я молча глотаю оскорбление и провожаю его широкую спину. От синевы его футболки болят глаза.
Я продолжаю стоять у лестницы, пока они не скрываются в коридоре на втором этаже. Стою даже тогда, когда наверху хлопает дверь. Стою и после. Тело парализует страх и отчаяние. Слезы жгут глаза. Неужели ничего не изменилось?
Я шумно выдыхаю и вздрагиваю, когда слышу свое имя, раздающееся откуда-то позади. Словно через вату доносятся чужие шаги, и быстро моргаю, пытаясь прогнать непрошеные слезы.
– Арина, добрый день. – Голос нашей домработницы Валентины звучит вполне добро и бодро.
Я неуверенно оборачиваюсь, не зная – не отражается ли на моем лице боль. Но судя по тому, как она лучится счастьем, Валентине явно не до меня. Все мысли женщины сосредоточены на Ярославе – об этом она сразу же говорит, поправляя манжеты своего рабочего костюма.
– Как я рада-то, что наш парень вернулся! – отзывается Валентина, посматривая на лестницу. – Марина Сергеевна попросила сегодня приготовить королевский ужин.
Я киваю, глотая ком. Ужин. И как пережить еще вечер с ним? Хорошо, что не наедине. Иначе все закончится поножовщиной фамильным серебром. Ладно, я привираю. Серебро не держим, а вот столовые приборы из какой-то жутко дорогой французской коллекции имеются. Он считает, что есть нужно их хорошей посуды – тогда и еда кажется вкуснее. В последнее время я вовсе не чувствую вкуса еды. Нервы после экзаменов дают о себе знать каждый день.
– И ты так вовремя вернулась.
Она переводит взгляд серых глаз на меня и оценивает мой вид. Еле уловимо качает головой, явно не одобрив длину сарафана. Что же… Теперь и я не рада, что выбрала именно это платье для выхода. Все еще чувствую на себе его взгляд и помню, как он скользил по коже, оставляя ледяные царапины на шее и ключицах. – Вы успели увидеться?
– Да, – быстро отвечаю, делая шаг в сторону первой ступени. – Я пойду, – произношу, желая поскорее избавиться от Валентины. С ней у нас отличные отношения, но порой и эта женщина перегибает палку, намереваясь меня воспитывать.
Но именно сейчас я не готова терпеть от нее нравоучений. Валентина что-то отвечает, вроде бы про ужин, но я лишь киваю в ответ и хватаюсь за перила.
Идти тяжело – ноги как деревяшки не сгибаются. Это волнение. Это просто эмоции, которые нужно отключать. Выдыхаю, я заставляю себя двигаться и поднимаюсь наверх, слыша, как Валентина удаляется на кухню. Пусть позаботиться о царском ужине. Уверена, все будет на высоте, только вкус я вряд ли почувствую, как и не смогу проглотить ни кусочка.
Я прохожу по коридору почти бесшумно. Издалека слышатся голоса. Мне казалось, что дверь захлопнулась, но видимо не до конца. Поэтому я отчетливо слышу голос Марины – она задает вопросы и восторженно поддерживает беседу с сыном. Но вот его голоса я почти не слышу. Что же, он всегда говорит тихо, но вкрадчиво, словно пробирается под кожу. Я замираю около своей двери и смотрю на узкую щель. Голоса стали чуть громче.