Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы. Город - Шейла Фицпатрик

Террор — т.е. внеправовое государственное насилие в отношении групп и отдельных произвольно выбранных граждан — применялся столь часто, что его следует рассматривать как системную характеристику сталинизма 1930-х гг. В начале десятилетия его жертвами становились кулаки, священники, нэпманы, после смерти Кирова — «бывшие». Самым впечатляющим его проявлением стал Большой Террор 1937—1938 гг., о котором будет подробно рассказано в последней главе. В количественном отношении размах его не слишком отличался от масштабов репрессий, обрушившихся на кулаков при «раскулачивании»[6]. Однако существенной отличительной чертой Большого Террора, по крайней мере в отношении городского населения, стало то, что от него в громадной степени пострадала верхушка, в том числе коммунистическая.

Кроме того, в выборе жертв в этот период силен был элемент случайности. Кто угодно мог быть объявлен «врагом народа»: подобно ведьмам в далеком прошлом, враги были лишены внешних отличительных признаков.

Свой вклад в развитие динамики Большого Террора внес страх перед внешними врагами, характерный для Советского Союза на протяжении 1920-х и 1930-х гг., в том числе и в те периоды, когда, по мнению иностранных наблюдателей, никакой сколько-нибудь значительной реальной угрозы не существовало; примером может служить дело маршала Тухачевского и других военачальников (обвиненных в том, что они германские шпионы), так же как признания обвиняемых на показательных процессах 1937 и 1938 гг., заявлявших, что в своей антисоветской деятельности они сотрудничали с иностранными разведками, в частности германской и японской.

На смену когорте старых коммунистических лидеров и администраторов, уничтоженной Большим Террором, пришло поколение новых кадров, по большей части созданных выдвиженческими программами начала десятилетия. Каковы бы ни были их заслуги впоследствии[7], в конце 1930-х гг. они представляли собой неопытных новичков, изо всех сил пытающихся восстановить экономическую и административную систему, подорванную Большим Террором. Война, которой так давно боялись, теперь действительно была не за горами, но в Красной Армии царила неразбериха, не только из-за потерь, понесенных ею в результате репрессий, но и потому, что она находилась в процессе ускоренного пополнения и преобразования из территориальной армии в регулярную[8].

Заслуживает внимания еще один политический сдвиг конца 1930-х гг., оказавший большое влияние на повседневную жизнь: укрепление трудовой дисциплины посредством законов 1938 и 1940 гг., ужесточавших наказания за прогулы и опоздания на работу. Хотя с 1932 г. уже имелся довольно жесткий закон о трудовой дисциплине, он чаще нарушался, чем соблюдался. Новые законы были суровее; так, закон 1940 г. предусматривал увольнение и штраф за опоздание рабочего или служащего на работу на 20 минут. Учитывая ненадежность общественного транспорта, не говоря уже о советских часах и будильниках, это положение ставило под удар любого работающего человека и вызывало сильное возмущение среди городского населения. После острого продовольственного дефицита и резкого падения жизненного уровня в начале десятилетия законы о трудовой дисциплине, пожалуй, оказали на жизнь рядовых рабочих и служащих большее негативное влияние, чем что бы то ни было еще, включая Большой Террор.

МИФЫ

Люди осмысливают и сохраняют в памяти свою жизнь с помощью мифов. Эти мифы обобщают разрозненные факты обычной жизни, создают некий контекст, своего рода модель, показывающую, откуда пришел человек и куда он идет. Теоретически мифов может быть столько, насколько хватит человеческого воображения, однако на практике их количество вовсе не так велико. В сознании большинства людей укореняются мифы, общераспространенные в данном обществе в конкретный отрезок времени. Цель этого раздела — познакомить читателя с некоторыми из таких расхожих мифов, с помощью которых советские граждане осмысливали свою личную и общественную жизнь.

В Советском Союзе 1930-х гг. режим был крайне заинтересован в создании подобных мифов. Эту функцию выполняли агитация и пропаганда — один из основных видов деятельности коммунистической партии. Для данной книги, однако, не столь важно происхождение мифа, важнее то, что он говорит о прошлом, настоящем и будущем, о связи между ними. Один из наиболее широко распространенных в 1930-е гг. мифов можно назвать мифом о «светлом будущем» (пользуясь заглавием книги А. Зиновьева[9]). Суть его в том, что настоящее должно быть подчинено строительству будущего, социализма. Награда придет потом.

Согласно мифу о «светлом будущем», советский народ, вооруженный знанием исторических законов, выведенных Марксом, мог быть уверен, что награда будет. В ходе Октябрьской революции 1917 г. пролетариат во главе с большевиками сверг эксплуататоров-капиталистов, сосредоточивших все богатства в руках меньшинства и обрекших большинство на нужду и лишения. Конечная цель пролетарской революции — социализм. Это предначертание и осуществлялось в 1930-е гг., как показывали индустриализация и уничтожение мелкого капиталистического предпринимательства, призванные заложить экономический фундамент социализма. С отменой эксплуатации и привилегий, ростом производства и производительности социализм обязательно принесет изобилие, и уровень жизни повысится. Следовательно, светлое будущее обеспечено.

Эта уверенность в будущем должна была обусловливать понимание настоящего. Человек несведущий может видеть в жизни советских людей только трудности и нищету, не понимая, что временные жертвы необходимы для построения социализма. От писателей и художников требовали показывать жизнь, какой она станет, а не какова она есть, т.е. пользоваться методом «социалистического реализма» вместо реализма буквального, «натуралистического». Но социалистический реализм был не просто художественным стилем — он был чертой менталитета сталинизма. Рядовые граждане тоже развивали в себе способность видеть вещи не такими, какие они есть, а какими они должны стать и станут. Зияющая яма — это строящийся канал; заросший сорняками, захламленный пустырь на месте снесенного дома или церкви — будущий парк[10]. «Социалистический реализм» в его крайних формах трудно отличить от откровенного обмана — создания «потемкинских деревень», скрывающих пустоту за своим фасадом. Например, во время голода газеты рассказывали о счастливых процветающих колхозах, где веселые крестьяне по вечерам собираются за накрытым столом, пляшут и поют под гармошку[11]. Другой миф, усиленно пропагандировавшийся режимом и воспринятый многими гражданами, можно назвать — «Долой отсталость». Согласно этому мифу, рисовавшему настоящее в его связи с прошлым, а не с будущим, Советскому Союзу приходилось преодолевать отсталость, унаследованную от царской России. Советский словарь 1938 года издания определял отсталость как «недостаток развития» и приводил такой пример употребления данного слова: «Великая Октябрьская социалистическая революция ликвидировала вековую отсталость нашей страны»[12]. Утверждение чересчур оптимистичное: в 1930-е гг. «ликвидация отсталости» еще шла полным ходом.

Отсталость Российской империи (как ее понимали в 30-е гг.) охватывала различные сферы. Экономическую: в стране поздно началась индустриализация и преобладало технически примитивное сельское хозяйство. Военную: Россия потерпела унизительные поражения в Крымской войне 1850-х гг., русско-японской войне 1904 — 1905 гг. и Первой мировой войне. Социальную: граждане разделялись на сословия, как в Западной Европе в средние века, а крепостное право отменили лишь в 1861 г. Наконец, культурную: в сравнении с Западной Европой уровень грамотности и образованности населения России был низок. Итак, Советский Союз преодолевал отсталость, проводя индустриализацию и модернизацию сельского хозяйства. Индустриализация, особенно развитие оборонной промышленности, создавала основу для военной модернизации. Страна энергично добивалась всеобщей грамотности и всеобщего семилетнего обучения. Ее граждане больше не разделялись на сословия, и Конституция 1936 г. гарантировала им равные права.