Я буду рядом - Энн Вулф

Однажды Рич — эту историю Лидия очень любила рассказывать повзрослевшей дочери — решил посвятить в клан путешественников и Гермию. Пока его ничего не подозревающая жена работала в колледже, Ричмонд взял свою маленькую дочь и отправился с ней в штат Иллинойс, где через несколько дней должен был состояться Кэнди Сэлэбрейт — Праздник Сладостей.

Эти несколько дней экстремальный папаша вез свою дочь через два штата, имея в кармане обветшавшей куртки всего лишь двадцать долларов. Но, надо отдать ему должное, все это время Гермия была накормлена и здорова. Правда, из всей поездки Гермия запомнила только сам Праздник Сладостей: аттракционы, разноцветные леденцы на палочках, мороженое, сладкую вату…

Когда старый хиппи вернулся домой, его встретил шквал оскорблений и упреков разгневанной жены. И, хотя Рич беспрестанно кивал на довольную и веселую Гермию, гнев Лидии не смягчился. Она хотела было подать на развод, но вскоре одумалась. Целый месяц Ричмонд вел себя как паинька и выходил из дома только на работу.

Но, к сожалению, через месяц беспокойный дух вновь овладел Ричем. Правда, он больше никогда не забирал с собой Гермию, потому что поклялся жене этого не делать. И все же хорошие отношения между супругами так и не восстановились.

Устав от постоянных ссор между родителями, Гермия дождалась совершеннолетия и перебралась из маленького дома на окраине в центр Мэйвила.

Потихоньку она добивалась той цели, которую поставила перед собой после окончания колледжа, — стать независимой и обеспеченной женщиной. К двадцати пяти у нее уже была небольшая собственная фирма, которая приносила неплохой доход. А к двадцати семи эта фирма превратилась в одну из лучших в городе компаний, занимающихся куплей и Продажей частной собственности.

Гермия частенько задумывалась над вопросом:, везение ли это, результат упорного труда или компенсация за одиночество, которое при всем ее уме и красоте следовало за ней по пятам?

Ей было двадцать семь лет… Все ее сверстницы давно уже повыскакивали замуж и нарожали толпу розовощеких детишек, а она до сих пор была одна. И не просто «не замужем», а даже без мужчины, которого хотя бы со скрипом можно было назвать любовником. Но где она могла найти такого мужчину?

Во-первых, Гермия всегда была чрезмерно разборчива. Ей не хотелось вступать в случайные связи, которыми грешило большинство знакомых ей женщин. Конечно, со временем такая связь могла превратиться в нечто большее, но Гермия не представляла себе, как можно лечь в постель с едва знакомым мужчиной… А для того, чтобы узнать этого мужчину поближе, требовалось время, которого у нее было не так уж много.

Во-вторых, все мужчины, которых она знала, были либо ее коллегами, либо партнерами по бизнесу. Многие были женаты, а те, кто не был женат, относились к ней, как к «бизнес-вумен». Как к человеку, застегнутому на все пуговицы, в голове у которого постоянно включен счетчик, не позволяющий ему думать о чем-то, не связанном с делами. Впрочем, Гермия и не рассчитывала, что будет по-другому. Дела — делами, а любовь — любовью. Таковым до определенного момента было ее кредо.

Так что встретить свою любовь она уже не надеялась, но, вместе с тем, безумно этого хотела. Ее сны, фантастические видения, переполненные смутными грезами о любви, не давали ей забыть о том, что это чувство не должно, не может, не имеет права пройти мимо нее.

И вот однажды она встретила человека, который подарил ей это незабываемое чувство. Случилось все просто и неожиданно. Подруга детства позвала ее в маленький кабачок, где играли музыку «кантри», чтобы отметить их встречу после долгой разлуки.

Гермия никогда не злоупотребляла спиртным, более того, она не пила ничего крепче и больше бокала шампанского. Однако подруга под предлогом «встречи, которая случается раз в несколько лет» заставила Гермию пить «секс на пляже», «монаха под капюшоном», а потом и обжигающую «текилу». И Гермия, скромная Гермия, совершенно позабыла о том, что она — «застегнутая на все пуговицы бизнес-вумен» и вообще владелица одной из самых крупных в Мэйвиле компаний.

Музыканты играли песенку, которую Гермия, несмотря на свое состояние, так и не смогла забыть. «Пляшет милая девчонка» настолько покорила ее воображение, что, выпив очередную порцию «текилы», Гермия и сама пустилась в пляс.

Наконец я осмелею,

Загляну в ее глаза,

Дорогая, будь моею! —

Все, что я смогу сказать.

И она ответит нежно,

Отведя зеленый взгляд:

Я была б твоей, конечно,

Если б не было преград…

— Я была б твоей конечно, — громко подпевала Гермия, пытаясь двигать ногами в такт музыке, и вдруг… И вдруг ее подхватили чьи-то сильные руки и закружили, понесли по залу кабачка. Гермия боялась поднять глаза и летела, подхваченная этими руками, отдавшись неведомым доселе ощущениям. Она как будто пылала, горела изнутри. Невидимая искра упала на донышко ее души, и теперь Гермия чувствовала, понимала, что этот танец сделал ее другой. Музыка и нехитрые слова песенки отдавались внутри какой-то невысказанной страстью, нерастраченным жаром. Ей хотелось посмотреть на незнакомца, увлекшего ее в вихрь этого незабываемого танца. И когда наконец Гермия осмелилась поднять глаза, то окончательно поняла, что пропала. Попала в стальной капкан его глаз…

Когда танец закончился, мужчина со стальными глазами проводил Гермию до ее столика и представился. Его звали Констанс Флэтч. Или попросту Конни…

Гермия отметила про себя, что он не очень красив: большой нос с горбинкой, узкая полоска губ, чрезмерно густые брови, нависшие над глазами. Но зато его глаза… Свинцово-серые, стальные глаза, напоминающие цвет неба перед грозой. В его глазах таилось столько страсти, столько огня и какой-то первобытной силы, что в них можно было глядеть бесконечно. Как в огонь или в воду… Эти глаза меняли лицо, превращали работу дилетанта в произведение искусства, созданное настоящим мастером. И Гермия пленилась этим несоответствием, а потом пленилась и самим Констансом, который с первого взгляда показался ей именно тем мужчиной, который ей нужен.

— Вы любите танцевать? — спросил он ее, когда они сели за столик.

Гермии не хотелось говорить, что вся ее неожиданно вспыхнувшая любовь к танцам — не что иное, как перебор с коктейлями, и она смущенно пожала плечами.

— Иногда…

— А мне показалось, что «кантри» — ваша стихия, — с улыбкой произнес Констанс.

— Моя стихия — бизнес…

Наверное, сейчас она разочарует его до глубины души. Едва ли этому Констансу нравятся женщины вроде нее. «Застегнутая на все пуговицы», усмехнулась про себя Гермия. Но морочить ему голову она не хотела. Пусть узнает о ней все в первый вечер. И тогда второго может уже не быть. Эта мысль больно уколола ее. Гермия не ожидала от себя такого легкомыслия. Бросаться в омут с головой не в ее стиле. Так какого же черта она переживает из-за мужчины, с которым знакома всего полчаса?!