Мифологемы. Воплощения невидимого мира - Джеймс Холлис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В своей книге The Middle Passage[7]я отметил, как воздействие таких мифов на наш естественный путь индивидуации выходит на уровень симптоматики. В книгах Creating a Life[8]и On This Journey We Call Our Life[9]я показал несколько возможных вариантов, позволяющих человеку идентифицироваться со своим индивидуальным мифом. У этого мифа существует много подтем и даже противоположная динамика, однако эти вопросы выходят за рамки нашего обсуждения. Тем не менее пренебрежение таким подтекстом означает, что человек совершает странствие бессознательно, или, говоря иначе, он живет, ведомый бессознательными силами.
МИФ КАК РОДОВАЯ СИСТЕМА ЦЕННОСТЕЙ
Культуры, как и отдельные люди, живут в соответствии с ценностями, и не только с ценностями, которые осознанны и постижимы разумом, но и с ценностями, которые являются бессознательными. Осознанные ценности воплощаются в культурных, этических нормах и в юридической системе, в традициях и в ощущении идентичности. Бессознательные ценности могут активировать реклама и пропаганда, природные и политические события, а также коллективная межличностная динамика.
Например, невозможно объяснить восхождение Гитлера только экономическими или политическими причинами. Согласно предположению Юнга о причинах появления фашизма, здесь имела место некая иная динамика[10]. Эти причины включали в себя чувство неполноценности, выражавшееся через вполне пригодное для этого ощущение расового превосходства, проекцию содержания Тени, поиск козла отпущения и паранойяльное определение предательства, как, например, Dolchstofilegende[11], или представление о скрытой «пятой колонне».
Как утверждал Ницше, совершенно поразительно то, как ложные доводы и плохая музыка могут хорошо звучать, когда отправляешься в поход на врага[12]. Плохие призывы и плохая музыка отвлекают человека от осознания того, что это действует комплекс, жажда крови, – зловещая ценность, которой можно было бы стыдиться, выставив ее на всеобщее обозрение. (Ницше был чрезвычайно одаренным человеком, у него был пророческий дар. Приблизительно за столетие до того, как это случилось, он писал: «Разве ты не слышишь запаха бойни и харчевни духа? Разве не стоит над этим городом смрад от зарезанного духа?»[13]) Точно такими же мифическими отыгрываниями родовой Тени является подавление коренного населения Америки, ввоз рабов и последовательная институционализация расизма.
Если назвать эти коллективные движения мифическими, это может показаться странным, однако они представляют собой отыгрывание заряженных имаго, то есть ценностных систем, с которыми сознательно или бессознательно связана психика, даже если движущей силой наций является невидимый мир и индивидуальные и коллективные исторические парадоксы порождаются этими динамическими силами.
Если возразить, что тогда можно считать мифическими практически любой человеческий паттерн, результат жизнедеятельности или систему ценностей, то это возражение будет абсолютно правильным. В данном случае следует как можно лучше осознавать, что ценности являются носителями определенной энергии. Следует также осознавать, что, будучи заряженными этой энергией, они обладают динамикой, которая почти всегда оказывается независимой от контроля Эго, и что взаимодействие этих ценностных факторов определяет как индивидуальную человеческую историю, так и историю народа.
Наша цель заключается в том, чтобы стать более восприимчивыми в толкованиях наблюдаемого нами мира, чтобы осознавать движение невидимого. Другой, невидимый, мир существует, и он воплощается в видимом мире. История человека и сам человек представляют собой проявление этих энергий; благодаря таким проявлениям мы можем познать богов во всем их независимом величии.
Как вообще могут совмещаться природные паттерны и глубинные движения и устремления души, если не во вневременной динамике мифа? Что связывает с духовностью нас, жителей Запада, купающихся в материальном изобилии, и что соединяет нас с трансцендентным?
Симптомы отделения от корней, полного разрыва с родовыми имаго, которые связывали наших предков с космосом, божеством, родом и самостью, в последние четыре века становились все более и более очевидными. Научный метод, который отделяет субъекта от объекта и опирается на контроль, повторяемость и предсказуемость, а также претензии монархов и парламентов на определение судеб всего мира заставляют современного человека плыть по течению, не имея никакого сакрального предания, которое могло бы провести его сквозь дебри обманчивых мирских суррогатов.
Такие главные изменения в человеческой восприимчивости, с одной стороны, принесли человеку пользу, а с другой – стали его проклятием. Развитие наук способствовало уменьшению смертности и увеличению продолжительности жизни и дало нам огромные преимущества в налаживании средств связи и транспорта, производительности труда и расширило возможности общения.
Разрушение «божественного права» привело к развитию демократии и переложило бремя ответственности с монарха на гражданина, и тогда человек ощутил свое достоинство и свою значимость. Вместе с тем, как в 1936 году заметил Юнг, «в конечном счете большинство наших трудностей вытекает из утраты нами контакта с нашими инстинктами, с той незабываемой древней мудростью, которая сохранилась в нас»[14].