Моё пост-имаго - Владимир Торин

на поезд он в порту Керруотер, заказывал чай и много-много сахара – я едва ли не весь запас рафинада на этого сладкоежку истратил…

– Кто-то еще ехал в этом купе? – спросил начальник станции.

– Нет, сэр. Только мистер Руффус.

– Так что здесь произошло?

– Не знаю, сэр. Никто ничего не видел и не слышал.

– Как всегда, – раздраженно произнес начальник станции. – Где носит этих полицейских?

– Их уже позвали, сэр…

Доктор слушал вполуха. Его заинтересовал исходящий от мертвеца запах… странный запах, обладающий явно лекарственной основой, – вероятно, какая-то мазь.

Он развязал галстук-бабочку покойного, расстегнул пару верхних пуговиц рубашки. На шее обнаружилась едва заметная сиреневатая сыпь – запах шел от нее: судя по всему, этот Реджинальд М. Руффус чем-то ее смазывал.

Доктор Доу принялся обыскивать карманы пиджака покойного в поисках тюбика мази, но нашел лишь носовой платок и пачку жевательного табака «Хюмм». При этом он нащупал завалившийся за подкладку какой-то предмет цилиндрической формы (слишком большой, как для тюбика).

– Кто обнаружил тело? – спросил доктор.

– Я, сэр. – Проводник дрожащей рукой промокнул пот на лбу платком. – Я шел по вагону, сообщая пассажирам, что мы прибыли. Как всегда, согласно инструкции, напоминал, чтобы не забывали вещи и оставляли чаевые. Дверь купе была приоткрыта, и я увидел его руку… Я решил, что эта рука выглядит очень подозрительно. Она торчала и не шевелилась. Тогда я открыл дверь и увидел… увидел…

– Держите себя в руках, Хемфри, – велел начальник станции.

– Когда вы видели этого человека живым в последний раз? – спросил доктор.

Проводник задумался.

– За десять минут до прибытия. Зашел сообщить ему, что мы вот-вот будем на месте. Он выглядел нетерпеливым… и был жив.

Доктор вывернул карман пиджака покойного, пытаясь достать непонятный цилиндрический предмет, но дыры так и не нашел – очевидно, тот не завалился, а был намеренно вшит под подкладку. Натаниэль Доу потянулся к своему саквояжу за ланцетом, но тут его взгляд упал на пустующее сидение напротив.

Доктор нахмурился.

– Сэр, вы не могли бы отойти в сторону? – обратился он к начальнику станции, и тот отступил к двери купе. – Что это тут такое?

Кожаная спинка сидения была вспорота. Длинная кривая прореха начиналась почти у самого окна, доходила примерно до середины сидения, обрывалась на два-три фута, после чего начиналась снова и тянулась до дверей. Как будто что-то вонзилось в кожу, прошло сверху по какой-то преграде, после чего вернулось на прежний маршрут.

– Поразительно! – Начальник станции недоуменно распахнул рот.

– Сэр, вы не присядете вот сюда? – Доктор указал на место посередине, между двумя разрезанными участками, и начальник станции исполнил его просьбу.

Доктор Доу кивнул: и пусть вокзальный служащий занимал чуть больше места, чем требовалось, было ясно, что именно стало преградой для чьего-то немыслимого удара.

– Кто-то здесь был! Кто-то еще! – воскликнул Джаспер, любопытные глаза которого мелькали то тут, то там; неугомонный мальчишка выглядывал из-под рук и из-за спин служащих ведомства, тянул шею и вставал на цыпочки, пытаясь увидеть как можно больше.

Мальчик был прав, вот только, судя по всему, в купе кое-чего не хватало. Второго трупа.

Доктор Доу уже собирался озвучить свое предположение, как тут вдруг заметил что-то на полу. Наклонившись, он подсветил находку лампой.

Вдоль сиденья была рассыпана… зола?

Натаниэль Доу взял щепотку черной пыли, растер между пальцами. Бросил взгляд на газовые рожки – все верно, золе здесь взяться было неоткуда.

Достав из кармашка саквояжа небольшой конвертик, доктор насыпал в него щепотку черной пыли.

– Ваше мнение, доктор? – спросил начальник станции, по-прежнему сидевший на месте неизвестного участника жуткого происшествия.

– Слишком шумно, – раздраженно бросил доктор Доу.

– А по поводу покойника?

Доктор покачал головой и прищурился.

– Я сейчас скажу то, с чего начинаются многие мрачные истории: я никогда прежде не видел таких ран… и не представляю, чем она была нанесена…

– Может, топором? – затаив дыхание от восторга, предположил Джаспер – для него все происходящее было чем-то сродни театральному представлению.

– Точно не топором, – сказал доктор. – Я не могу определить орудие прямо здесь, нужно изучить все подробнее. К тому же этот шум очень отвлекает…

На перроне что-то происходило. У вагона раздались крики, кто-то басил, что-то требовал, велел всем и каждому убираться вон и щедро сыпал угрозами.

– Кажется, наша славная полиция прибыла, – заметил доктор.

И верно: в вагон, а затем и в купе, тяжело ступая, вошли двое констеблей в темно-синей форме, высоких шлемах и с дубинками на поясе. Один был толстым увальнем с глазами навыкат, а другой – настоящим громилой с квадратной челюстью и мелкими, как пуговички-пенни, глазками.

– Что здесь творится? – рявкнул толстяк. – Требую ответа!

– Найден человек, сэр, – сообщил начальник станции, мгновенно оказавшись на ногах. – Мертвым. К счастью, тут поблизости оказался доктор и…

– К чьему это счастью? – гаркнул полицейский с квадратной челюстью. – Покойника? Хе-хе-хе!

Служащие Паровозного ведомства кто побелел, кто покраснел еще сильнее. Полицейских боялись. Начальник станции неуверенно обратился к Натаниэлю Доу.

– Господин доктор, позвольте представить, это вокзальные констебли, господа Бэнкс и Хоппер.

– Доктор Доу, – представился доктор.

– Это место преступления, – сообщил Бэнкс.

– Убийства, – добавил Хоппер.

– Предположительно, господа, – уточнил доктор. Он был человеком педантичным и дотошным до мозга костей, и неточность – почти во всех ее проявлениях – вызывала у него зубную боль.

– Предположительно? – хмыкнул толстяк Бэнкс. – Да вы только поглядите на это кровавое месиво! Или вы думаете, что это несчастный случай? Или – что этот красавчик сам себе пол-лица сбрил?

– Да уж, – расхохотался громила Хоппер. – Мертвячник взял и распанахал себе рожу. А вы точно доктор? Всамделишный?

Натаниэль Доу поднял бровь. Он окончательно все для себя решил по поводу двух этих личностей: как можно всерьез относиться к человеку, употребляющему слово «всамделишный»? Даже отцеженное лично ему оскорбление, в сравнении с этим, отошло на второй план.

Констебль Бэнкс скривился и непохоже спародировал доктора:

– Самоубийца в поезде! – заголосил он на весь вагон. – Самоубийца в поезде! Свежие новости!

По толпе на перроне тут же пошел слух о самоубийце, что лишь усугубило раздражение доктора Доу: он терпеть не мог заблуждения, искажение фактов