Вспомни меня. Книга 2 - Виктория Валентиновна Мальцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты с самого начала всё помнил?
Мне не хочется быть с ним холодной, да и нет на это права, но по-другому никак не получается.
– Нет, – сразу отвечает, и я выдыхаю.
– А когда?
Он тянет с ответом, долго качает головой, будто сам не верит.
– Когда ты болела… и совсем мало.
Я соображаю долго.
– Когда я болела? Это в самом начале?
– Сейчас.
Он поднимает глаза, а я могу смотреть в них вечно. Со всеми остальными иначе: долгие взгляды причиняют мне дискомфорт, я их избегаю, всячески уклоняюсь и строго лимитирую. А вот с ним – совсем другое дело.
– Почему мне так… уютно с тобой? – неожиданно для себя самой спрашиваю.
От этого вопроса его лицо становится светлее и мягче, он начинает немного улыбаться.
– А ты как думаешь?
– Я думаю, всё дело в том…
Понятия не имею, в чём. Вернее, уверена, что моя в него влюблённость и это чувство всепоглощающего комфорта, когда он рядом, не связаны. Может, и связаны в том плане, что влюблённость – производное, а не наоборот, но я думаю, что помимо любви есть что-то ещё. Нечто гораздо большее.
Его лицо из мягкого становится болезненным.
– Ты даже не представляешь, как сильно меня напугала.
– Очень хорошо представляю. Я испугалась не меньше, когда все спасались от цунами и бросили тебя…
– Не все. Ты не бросила.
Он щурится, хотя солнца в хижине не бывает, и от его улыбки на меня накатывает неудержимое желание поцеловать его в губы, но недавно пережитый разговор с Рэйчел быстро возвращает на землю.
– Тебе их не жаль? – спрашиваю.
– Кого?
– Альфию и ребёнка.
– Жаль.
Он отворачивается, выуживает откуда-то яблоко и, сунув его в мои руки, садится ближе к свету, рядом со своим рюкзаком. Вынимает заготовленные прутья, выбирает один из них и начинает вытачивать стрелу. Это – его рутинное, ежедневное занятие, потому что вытачивание стрел экономит время в лесу – ему не приходится искать их.
– Тогда почему ты не идёшь за ней?
– Потому что занят.
В его тоне раздражение. Взбесившийся океан раздражения.
– Разве… Я знаю, чем ты занят, и безмерно благодарна, но… объективно, есть вещи поважнее.
– Какие, например?
– Ей нужна помощь. Нет, она в ней нуждается.
– Я не могу разорваться. К сожалению, на всех меня не хватит.
– Альфа…
Его аж передёргивает. Интересно вот, насколько сильно он ненавидит своё имя, настолько же сложно мне его произносить. Он называет меня «Седьмая», и это просто номер, то есть, вещь обезличенная и успокаивающая тем, что временная. Каждый из нас, хочет верить, что всё это выживание когда-нибудь закончится.
– Альфа, она беременна.
– Сочувствую.
У меня шок, и, видимо, поэтому я сижу с открытым ртом. Где Рэйчел? Пусть посмотрит на него сейчас! И пусть вспомнит все свои песнопения в его адрес. Как она там говорила? Он помогает всем? Он заботится, поэтому его любят? Он даёт людям чувство безопасности?
Его рука стёсывает кусочки дерева с будущей стрелы с явным остервенением.
– Ты должен ей помочь… Все так считают, все этого ждали... ждут.
– Боюсь, на этот раз не получится.
– Что… и ребёнка своего тебе не жаль?
Охотник прекращает стругать прут, который явно испорчен – он уже вдвое короче его обычных стрел.
– Какого ещё «своего» ребёнка?
– Она беременная, Альфа! – мои нервы тоже не железные.
– А я тут при чём? – вспыхивает он.
– Ты? Ты…
Мне кажется, я задыхаюсь. Все слова разбежались, и собрать их во что-нибудь вменяемое мне удаётся не сразу.
– Вы спали в одной хижине! Все это видели!
– Ты месяц спала в палатке Леннона. Мне что, озаботиться ещё и тем, что ты беременна? Лучше не надо! Беременность и роды в этом лесу ты точно не переживёшь, и, боюсь, на этот раз я буду бессилен!
Он орёт. Если у него и был какой-нибудь хитрый план, то теперь вся деревня в курсе, что он вполне вменяем.
У меня трясутся руки. И я уже, оказывается, давно рыдаю. Только теперь заметила.
Он швыряет испорченный прут в костёр, вынимает новый и берётся за него. Пока я молчу, дело спорится – будущая стрела похожа на будущую стрелу.
– Рэйчел говорит, что… ты отец.
– Забавно, – хмыкает. – Рэйчел знает обо мне больше, чем я сам.
Я начинаю рыдать ещё сильнее. Слёзы просто душат.
– Это не ты?
– Это не я.
Интересно вот: от плохих новостей я расстраиваюсь, но держу себя в руках. А стоит обрушиться новостям хорошим – и выдержке конец. Слёзы, как горная река.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
– Я просто… мало помню…
Мой нос полон соплей и дышать приходится ртом, а поскольку вся эта беседа – эмоциональный предел, из меня иногда вырываются некрасивые хлюпающие звуки.
– Только сегодня, а точнее, сейчас, Рэйчел объяснила мне… что такое… ну, секс. Мы ничего такого с Ленноном не делали! И… я помню об этом настолько мало… да ни черта я не помню! Вообще, ничего! Поэтому, думаю, у меня этого и в прошлой жизни не было.
Он замирает. Смотрит прямо перед собой на тонкие лучи света, сочащиеся из изгороди, потом медленно поворачивает голову, и мы оба зависаем в глазах друг друга.
– Ты не девственница.
У меня мороз по коже. И приступ неукротимых слёз в миг вылечен.
– Тебе откуда знать?! – выпаливаю я.
Его глаза сужаются. Такого выражения на его физиономии я ни разу ещё не видела. Даже дышать перестаю в предвкушении того, что он ответит.
– Ложись спать. Этой ночью мы уходим.
Глава 3. Бегство
Motion Sickness – Phoebe Bridgers
На мне куртка и рюкзак. В рюкзаке только лекарства. Всё тяжелое у него: наша одежда, спальники, мачете, запасы еды, палатка, нож, копьё, бутылки с водой и туалетные принадлежности. И всё равно я еле ноги волоку.
Рюкзаки собирал Альфа. Запасы
