Страна людей - Олег Ёлшин

Вернувшись в клинику, он не узнал родное учреждение, которому отдал почти пятнадцать лет. За эти годы бывало всякое. И целый автобус пострадавших туристов, свалившихся с моста в реку, по вине пьяного водителя. И эпидемии гриппа. Отсутствие нужных лекарств и вакцин для прививок детям. Массовые отравления всякой дрянью из палаток на вокзале во времена, когда в город впустили гастрбайтеров. Потом, огнестрельные ранения, наркотики и первые, заболевшие СПИДом. Городок был частью большой страны, жил и развивался по тем же законам, не отставая от жизни далекой, столичной. Конечно, не в такой мере, но все же. Но то, что творилось сейчас…

Он не стал изучать новые истории болезней, достаточно было пройти по этажам. Собственно, эти истории болезней историй не имели. То был внезапный массовый психоз:

В одной палате две сумасшедшие домохозяйки беспрерывно хохотали, вспоминая последний сериал. Они хотели остановиться, но не могли. В соседнем "номере" целая капелла плакала на разные голоса, составляя многоголосый слезливый хор. Кто-то пытался вырваться и мчаться убивать – все равно кого. Таких было много. Кто-то просто лежал на кровати, отказываясь есть, пить, говорить и даже дышать – таких тоже было много, целый этаж "гостей", мечтающих покончить с собой. Дальше шли единицы – уникумы. Каждый из них уже на свой манер издевался над больничным персоналом и самим собой.

Иван Степанович заперся в своем кабинете, попросив никого не впускать. Ему нужно было подумать. Он собрал волю в кулак, разломал ненавистные карандаши и взял себя в руки. Сейчас на нем лежала колоссальная ответственность, он чувствовал ее, осознавал каждой клеточкой, дававшей когда-то клятву Гиппократа, не понимал причин происходящего и мучительно искал выход. Громкий стук в стену отвлек его.

– Возьмите трубку! – послышалось оттуда.

– Я же просил меня ни с кем не соединять! – рявкнул он сквозь стену. Но та продолжала сотрясаться под стуком тяжелой руки старшей медсестры, и тогда он снял трубку.

– Что значит не соединять? – закричали ему в ухо. – Как это МЕНЯ не соединять?! Меня?! Да, вы знаете, с кем разговариваете?

– Нет, – робко произнес он.

– Нет? Вы не знаете, с кем говорите? Вы еще смеете этого не знать? Если вы этого не знаете, как вообще можете работать и приносить пользу общему делу. Что у вас там происходит?

Он попытался ответить на вопрос, но, казалось, на том конце провода его ответ никого не интересовал.

– Значит, так. В два часа дня ко мне на ковер, доложите, объяснитесь, ответите за всех и каждого! На коверрр! Ровно в 14.00! Все!

Слово коверрр прозвучало, как "расстрел", только букв "Р" в нем было значительно больше. И эти "Р" просвистели у виска, словно трррассирующие пули. От неожиданности он оставил трубку висеть над головой, даже присев, уворачиваясь от них. Сестра уже стояла рядом, видя его состояние, она сама положила ее на рррычаг… то есть на рычаг телефонного аппарата и налила ему воды.

– Кто это был? – спросил он, вытирая пот со лба, который только что мог стать продырявленным.

– МЭР, – спокойно ответила она.

– МЭРРР? – переспросил он.

– Нет, просто "МЭР", – успокоила его она. – В два часа дня вас ждут на совещании в Мэрии. На каком-то ковре.

Он сел на стул.

– Хотите, я пойду с вами? – неожиданно спросила она нежным басом и положила руку ему на плечо. От этого прикосновения он присел еще ниже, но все же устоял,… вернее, усидел.

– Да! – ухватился он за эту соломинку. "Соломинка" весила сто двадцать килограммов, и, пожалуй, рядом с ней можно было чувствовать себя в безопасности. Он не был публичным человеком, – подумал Иван Степанович, – почему бы и нет?

Дорога, к сожалению, заняла немного времени, и даже если будешь перемещаться по этому городку маленькими шажками, все равно не опоздаешь, придешь вовремя и обязательно успеешь на свой “коверрр”.

Благородное собрание представляло собой встречу самых уважаемых людей города, облаченных властью и обремененных всеми необходимыми полномочиями, дающими неограниченные возможности и права. Эти люди рассаживались за длинным столом, который стоял в просторной светлой комнате, вернее, зале. Иван Степанович занял место рядом с Машей (своей старшей медсестрой) и теперь осматривался. Когда они подошли к Мэрии, их спросили, – кто они такие. Маша, загородив его своей широкой спиной, спокойно, по-деловому ответила привратнику: – “А твое какое собачье дело?” Она не спрашивала, просто вежливо, басом произнесла эту фразу, как пароль. Привратник молча открыл турникет и тоже вежливо поклонился – он давно привык общаться с уверенными в себе людьми и хозяевами этой жизни. Иван Степанович был шокирован поведением подчиненной, такой он, пожалуй, не видел ее никогда, но ничего не сказал. За последний день все так изменилось…

Люди рассаживались за длинным столом, и теперь он с интересом за ними наблюдал.

– Налоговая инспекторша – геморрой 2 степени, – пробубнила на ухо Маша.

– Что? – не понял доктор.

– Что, что? Геморрой, говорю, – повторила она.

– Ах, да, – прошептал он.

– Начальник ФСБ – контузия, глухой на одно ухо, прострел левого бедра, сквозное ранение легкого.

– Тише, – прошептал он.

– Куда уж тише, – проворчала она грудным басом.

– Начальник МВД – мания преследования, клаустрофобия, алкоголизм.

Доктор посмотрел на нее выразительным взглядом, желая сделать ее звук тише, и продолжил рассматривать входящих.

– Помощник МЭРа – хронический насморк, – шептала она.

– И клептомания, – прошептал он в ответ.

– Что? – теперь удивилась она, – в моей картотеке этого нет.

– Будет!

Помощник МЭРа подошел к ним, достал маленький портфель доктора и протянул ему. Вид его был жалкий. Чиновник был какой-то побитый, удрученный, и совсем не напоминал помощника самого Мэра.

– Я прошу прощения за недоразумение, – грустно произнес он.

– Ничего-ничего, бывает, – великодушно ответил доктор, забирая портфель с карандашами. Тот бросил еще несколько ничего не значащих фраз, потрепал доктора по плечу и, отойдя, сел в самом конце стола. Доктор оглянулся на стул, куда только что положил портфель. Его не было на месте. Помощник Мэра издалека, как-то извиняясь на него посмотрел и снова виновато улыбнулся.

– Второй зам. Мэра – простатит, – шепотом констатировала она.

Второй зам. выпучил глаза, ему показалось, что он слышит знакомое слово. Он спросил ее: – Что?

– Ничего, – невинно ответила она, и от ее баса тот даже присел… Правда, на свой стул. Дольше люди заходили, а Маша уже тише продолжала шептать на ухо доктору:

– Третий зам. – простатит.