52-е февраля - Евгения Пастернак

— Потому что ты мне противен! — ответила завитая блондинка.

Это было как удар грома. «Я ей противен! — подумал он, застыв в кровати. — Как же так?!»

Фильм он даже не досмотрел. Так переживал, что заснул посреди разговора между блондинкой и высоким парнем. Ну как разговора… Они молча смотрели друг на друга, и даже по отражению на двери было понятно, что тут никто никому не противен…

Все выходные Саша думал, как подойдет к ней после уроков и скажет: «Сама дура, понятно?!». И дернет за косичку. Очень больно, чтобы заплакала.

Но в понедельник после уроков она подошла сама и прохихикала:

— А я твою записку нашла! Поднесешь портфель до дома?..

— Представляешь! Я его записку целую неделю в портфеле таскала, а нашла только в воскресенье вечером!

Динка сидела на диване, завернувшись в два пледа, пила горячий чай с малиной и лихорадочно соображала.

Ладно, тренировку отменили, жалко, конечно, но не смертельно. А встречу у метро как отменить? А уж если быть совсем честной, ее никак нельзя отменять. Потому что Динка ждала ее почти год. Можно сказать, всю жизнь ждала.

— Мам, мне нужно будет выскочить к метро через час, — тихо сказала она.

Мама не расслышала. Динка взглянула за окно и отшатнулась. С той стороны ничего не было. Как будто его завесили белой, непрозрачной простыней.

— Ты чего-то ждешь? — спросила мама.

Динка дернулась. Мама улыбнулась.

— Это элементарно, Ватсон, — объяснила мама, — ты, аки Ассоль, стоишь у окна, смотришь вдаль печальными глазами. Образ художественно дополняет плед, накинутый на плечи на манер павловского платка. И телефон, который ты нервно теребишь уже минут двадцать.

— У него аппарат отключен, — буркнула Динка и ужаснулась.

Проговорилась.

Но мама опять не расслышала. Или сделала вид, что не расслышала. Она присела рядом на диван и продолжила.

— Знаешь, мы, наверное, не так, как вы, встречались.

— Чего? — удивилась Динка, а потом начала смутно припоминать, что мама еще в лифте начала рассказывать про свою первую любовь. Чем-то ее дяденьки из джипа к этой теме подтолкнули.

— Выходишь из школы, а сердце из ушей выпрыгивает. Ждет — не ждет, ждет — не ждет. Я с Ленкой из школы ходила, она в соседнем подъезде жила. Как будто с Ленкой. Я выходила и изо всех сил делала вид, что иду с ней и не смотрю по сторонам. А он всегда неожиданно выскакивал. То из-за куста, то из-за сугроба, то из-за угла школы. Выскочит и смотрит так. С вызовом. Ленка убегала каждый раз. А я оставалась.

— Зачем? — спросила Динка.

Но у мамы сегодня случился приступ глухоты, и реплика снова была проигнорирована.

— Однажды он при мне крыло бабочке оторвал. В общем-то нечаянно, мы ее собирались отпустить после того как посмотрим. Но бабочка оказалась хрупкая…

— Он выжил? — спросила Динка.

— Выжил, — улыбнулась мама, — но сначала я его портфелем треснула, потом попыталась руками побить, жаль, руки он быстро перехватил. Тогда я попыталась лягаться. А он сильный был и на голову выше, я ж до восьмого класса до одноклассников только допрыгнуть могла. Короче, хоть и загреб он меня в охапку, но я ему прилично по ногам накостыляла. Синяки остались.

— Мама, драться нехорошо! — прокомментировала Дина.

— Я его лягаю, а он меня держит. Я лягаю, а он держит. Не пытается сдачи дать, не сжимает крепче, просто уворачивается. А потом он тихонько так, на ухо говорит: «Тишка, не дерись!». Как меня накрыло! Он меня до этого по имени ни разу не называл, а тут сразу «Тишка».

Тут мама сорвалась с места и унеслась. Динка минуту подождала и отправилась следом. Мама сосредоточенно выгребала белье из стиральной машины.

— Оно уже часа три как достиралось, — сообщила она.

— И что было потом? — спросила Динка, кутаясь в плед.

— Потом я рыдала как ненормальная, — буднично ответила мама, — а ему сказала, что жалко бабочку.

— Он поверил? — спросила Динка. А потом пожала плечами и сказала со взрослым вздохом: — Ну и глупые же они…

— Глупенькая она была. Рыдает от чувств, — папа специально выделил голосом оба «в», чтобы получилось смешно, — а мне про какую-то бабочку рассказывает.

Тёмка достал телефон, посмотрел на экран пустым взглядом и спрятал. Спохватился, снова достал…

— Свидание? — спросил папа.

— Нет! Просто… должны позвонить.

— Тогда расслабься. Как только сеть появится, пришлют эсэмэску: «Вам звонили»!

Тёмка спрятал телефон, ругая себя, что не придумал отмазку получше. Они помолчали, глядя в окно. Метель по-прежнему мела почти горизонтально, но зато уже не выла — разобранная на части труба лежала под закрытой форточкой. Через минуту Тёмке стало казаться, что они едут в бесшумном вагоне, а снежные хлопья просто летят навстречу поезду. Папа, видимо, тоже поймал себя на чем-то похожем, потому что вздрогнул, хлопнул себя по щекам и спросил:

— А как вообще дела?

— Нормально, — ответил сын и подумал: «Сейчас про школу спросит».

— А в школе как?

— Нормально.

Тёмка не сдержал торжествующей улыбки.

— А чего ты ухмыляешься?

— Анекдот вспомнил.

— Расскажи!

Как назло, ничего в голову не лезло, хотя накануне читал «Вконтакте» — и там была куча анекдотов. Тёмка брякнул от безысходности:

— Колобок повесился.

Папа скривился:

— Старье, прошлый век!

— Ну расскажи новый!

Папа встрепенулся, открыл рот, но тут же захлопнул. Задумался. Снова встрепенулся.

— Увидев приближающийся Челябинск…

— …жители метеорита впали в панику, — закончил сын. — Баян!

Отец укоризненно вздохнул, попытался еще раз наполнить чашку из самовара, но тот оказался пуст.

— Ну а в секции у тебя как?

Из вредности Тёмка хотел было спросить: «В какой?» (не факт, что отец помнит, как полгода назад сын поменял лыжные гонки на биатлон). Но ограничился банальным:

— Нормально.

Они снова помолчали.

— А в школе какие оценки? — вернулся на проверенную родительскую дорожку папа.