Сталинград. Великая битва глазами военного корреспондента. 1942-1943 - Хейнц Шрётер

Перенес, но не забыл!

Тогда двести двадцать тысяч думали, что придут в Сталинград на неделю или на месяц, а остались там навсегда. Сто двадцать три тысячи отправились в плен, пробрели шестью колоннами через Дубовку, Кисляков, Переполни и Гумрак до Бекетовки, а оттуда – в потерянные годы своей жизни или в небытие.

Когда казавшаяся бесконечной колонна полуголодных и полузамерзших солдат направлялась в плен, на краю дороги стояли коммунисты Ульбрихт, Бредель и Вайнерт, которых трудно было узнать в русских шубах. Никто их не видел, но они и сами не хотели, чтобы их узнали.

Из ста двадцати трех тысяч до сих пор вернулись пять тысяч – больше, пожалуй, никто не вернется. 6-я армия закончила свой марш.

Вопрос о необходимости примера Сталинграда с самого начала стоял на повестке дня дискуссий и никогда не снимался с нее, поскольку ответ на него так и не был дан.

После краха немецкой армии от Волги до участка восточнее Курска в результате разгрома армий союзников Германии русские войска получили полную свободу действий по направлению к Черному морю и низовьям Днепра. У них создалась возможность окружить и уничтожить весь южный фланг немецкой армии, включая группу армий на Кавказе, однако такая возможность могла быть реализована лишь в том случае, если все силы будут освобождены для удара в глубину фронта противника. Если бы 6-я армия после окружения не оказывала длительного, отчаянного сопротивления, то войска противника еще до подхода немецких резервов стали бы более активными. Без жертвы 6-й армии создание нового фронта было бы невозможным, иначе это наверняка привело бы миллионную армию к гибели.

Я хотел бы выразиться короче.

Сталинград не был военной необходимостью, но явился результатом ошибки Верховного главнокомандования, создавшей в конце осени 1942 года на длительное время такое положение, которое предоставляло русским шанс для любых действий. Запрет немедленного прорыва окружения был следующей ошибкой, так как такой прорыв собственными силами, если бы он был осуществлен приблизительно до 24 ноября, имел бы шансы на успех. После того как попытка 4-й танковой армии прорвать блокаду потерпела крах, немедленная капитуляция, напротив, имела бы самые серьезные последствия для группы армий «Дон» и, прежде всего, для группы армий «А». Гитлер мог бы избавить армию от самого последнего боя, начавшегося приблизительно 20 января.

Для многих подобный ответ не соответствует их представлениям о той картине, которую они хотели бы видеть, однако этот ответ следует воспринимать не на общественном уровне, а с учетом мнения тех, кто наблюдал за взаимодействием сил дивизий, корпусов и армий. Когда беда касается всех, а душа, сама превратившаяся в арену боевых действий, раскрывается, призывая к участию как в простых, так и в сложных событиях, сразу проявляются все оттенки и варианты человеческого поведения!

Страх и храбрость, разрывающееся сердце и стиснутые зубы, суровый смех и беспомощные слезы, прямая осанка и разочарованность, дисциплина и трусость.

В этой книге пойдет речь о страдании и большом горе, но не о жалобе.

Я не знаю, как долго длятся те несколько дней или несколько недель, когда человек умирает, я не знаю также, достанется ли ему после смерти похвала или упрек, но я думаю, что тот, кто в Сталинграде приобрел вечный покой и предстал пред Господом Богом, – с него снимутся и тяжесть последних дней его земной жизни, и предсмертные муки.

Тот, кто читает эти строки, потрясенный может отложить книгу в сторону, перекреститься и сказать себе: «Слава богу, что я там не был», или проклясть тех, чья чаша жизни, по его мнению, отяжелела от вины.

Слова следует понимать в соответствии с тем, что под ними подразумевается. Каждый может забыть или вспомнить то, что он хочет, или же подумать о том, как он себе представляет, чтобы это было правильно. Если в ком-либо начинает расти ненависть, то ему следует подумать о том, что любая вина кроется в несовершенстве человеческого сознания, а если хочется построить в душе памятник, стоящий на фундаменте самой простой любви, то не следует покрывать его позолотой.

Хайнц Шрётер,

военный корреспондент 6-й армии

Довольно большая комната вровень с землей справа от входа в Крефельдский отель. В углу сдвинуты столы, на которых стоят стулья, на стене – картина с изображением Фербеллинской битвы, перед полотном – командующий сухопутными войсками генерал-полковник фон Браухич, в нескольких шагах от него стоят два генерал-полковника, четыре генерала, полковник, капитан, обращенные лицом к великому курфюрсту; итак, два командующих армиями, четыре командующих корпусами, начальник сторожевой службы и командир штурмового соединения особого назначения 100. Время – 8 мая 1940 года.

Почти лишенный губ узкий рот командующего практически не движется.

– Вскоре вам предстоит совершить военный поход и встретиться с противником, который с военной точки зрения таковым не является. То, что вас ожидает по ту сторону реки Маас, также не является тайной. Следует позаботиться о том, чтобы без потерь времени вывести из строя тяжелые огневые сооружения противника, используя новую тактику неожиданного нападения. Мы знаем о французах то, что они храбры, но это не их война. Еще на бельгийской земле вы столкнетесь с англичанами. Мы мало знаем о количестве боевого состава, вооружении и времени, но мы отделим французов от англичан и уничтожим их по отдельности. О новой тактике применения наших бронетанковых войск не знают ни те ни другие, а это означает их поражение. Я полагаю, что самое позднее через тридцать дней вся ситуация изменится в нашу пользу. С вами и с вашими солдатами Бог.

Спустя четверть часа командующий отвел в сторону генерал-полковника фон Рейхенау, произведенного в этот чин 1 октября 1939 года.

– Рассчитывайте на выступление послезавтра, господин фон Рейхенау.

Это послезавтра оказалось расплывчатым сроком: шестнадцать раз планировалось наступление на западе, и шестнадцать раз срок наступления переносился; с 1939 года 6-я армия ждала дня «X».

«Теперь этого послезавтра не избежать», – сказал командующий про себя, обращаясь к 6-й армии, и подумал при этом о совещании 23 ноября предыдущего года в берлинской имперской канцелярии, где присутствовали командующие всеми группами армий, и вспомнил слова Гитлера о необходимости наступления. Он подумал также о том, что Гитлер не упомянул ни словом о докладной записке, которую ему незадолго до этого представил Рейхенау. Тогда генерал фон Рейхенау в своей записке дословно говорил: «Мой фюрер, я верю в Вашу удачу, но Вам не следует без нужды бросать вызов. Я могу лишь указать на развертывание войск противника и сказать, что было бы преждевременным, если мы выступим сегодня, имея более слабые силы».

Тогда же генерал Канарис, начальник немецкого абвера, положил на стол перед фюрером карту, которая не оставляла сомнения в размахе развертывания союзнических войск противника вдоль бельгийской границы, и наступление – как и не раз до этого, – вновь было отложено. Так было в декабре, январе, марте, а упомянутое послезавтра было 10 мая.