Сибирская жуть-4. Не будите спящую тайгу - Андрей Буровский

— Да нет, не дохлый… Мертвых у нас навалом… Я вам говорю про другого, про живого. Знаю место, где бегает мамонт… Там, где работает экспедиция… В реликтовой степи.

— Где именно вы работали?

— Не скажу, — замотал головой Чижиков.

— А мамонт, он какой?

— Он большой… здоровенный такой…

— Ростом с дом? С автобус? С самолет «Боинг»? Больше? — Господин Сосэки жаждал конкретности. Однажды ему уже пытались продать чучело дельфина — размером с синего кита. Чучело было из папье-маше.

Черты поднявшего голову постепенно отражали начавшиеся мыслительные процессы.

— Я знаю место, где водятся мамонты. Можете верить, можете нет. Но место — знаю. Мне самому этот мамонт совершенно не нужен, и в России он подохнет, у нас для обычных зверей в зоопарке корму не хватает. Не хотите покупать — продам американцам.

И сибиряк мотнул головой туда, где раздавались особенно интенсивные хохот и визг.

— Мы купим мамонта. (У Тоекуды глаза полезли на лоб от уверенного тона господина Сосэки.) Только давайте договариваться конкретно. Миллион в твердой валюте — большая сумма. Очень большая. Давайте так — вы предъявляете зверя, я вам плачу. Тут же, в Карске.

Было странно, что настолько пьяный человек способен поднять руку и последовательно загибать несколько пальцев. Если вдуматься — это было очень подозрительно, не меньше, чем трезвые взгляды.

— Февраль, март, апрель, май… Надо делать охоту… Сразу дадите… ну, скажем, тысяч десять, двадцать. Мы сделаем охоту и поймаем. Я жду вас в мае, согласны? Тогда уже будет тепло, мамонты вылетят… — На этом месте он осекся. На счастье Чижикова, Ямиками Тоекуда не так уж хорошо знал по-русски и на странное поведение мамонтов внимания не обратил.

— Завтра подпишем контракт, — обратился Сумиэ Сосэки к лысине.

— Он улетает завтра утром, — уточнил Тоекуда.

Сосэки размышлял недолго:

— Вот бланк контракта.

Тоекуда невольно подумал, что Сосэки торопит события, но сибиряка будили вместе. Проливая жидкость, гордость сибирской археологии дохлебала очередной стакан, лихо поставила подпись на обоих экземплярах, снова грузно свалилась в тарелку.

Японцы поняли, что Чижиков заснул и что они остались одни.

— Насколько я понимаю, вы поверили?

— А что мы, собственно, теряем? Вы же сами задали вопрос, что может и чего не может быть в Сибири? Если мамонта и нет, мы ведь получили точные данные… Фильм, кстати, я уже скопировал, а Тоетоми Хидэеси подтвердит. А если мамонт все же есть?

— Может, и есть… А вероятность-то какая?

— Вы сами понимаете, какая. Но повторяю — разве мы что-то теряем? Скажите лучше, — насколько я понимаю, вы готовы поехать в Карск?

Если сделать буквальный перевод с японского, ответ Тоекуды прозвучал примерно так:

— Я поеду, если уважаемое общество сделает такую глупость: послать такого идиота и простофилю, как я. Но мало ли какое ничтожество захочет сделать какую глупость.

Если же сделать смысловой перевод, то Тоекуда сказал:

— Сам я ехать хочу. Поеду, если общество сочтет это полезным.

— Тогда не тяните. Лучше вас все равно никто этого не сделает.

Склонный понимать все буквально мог бы перевести ответ Тоекуды так: «Провинциальный дурачок постарается выйти за пределы своих умственных возможностей».

На самом деле Тоекуда произнес:

— Я предприму все возможное.

Но главное, они друг друга поняли.

— Вам следует позаботиться о больших запасах этого напитка, — заботливо отметил Сосэки, поднимая бутылку «Хенесси», — туземцы его хлещут… вы же видите…

— Уж лучше купить на месте.

Тоекуда с удовлетворением отметил, что уважаемый мэтр заговорил несравненно вежливее, и заметил:

— В Сибири у туземцев есть поверье, что в киосках покупать нельзя — там продается специальная продукция низкого качества. Якобы на банках и бутылках есть специальные знаки.

— Кто-нибудь видел эти знаки? — заинтересовался Сосэки. — Какие они?

— Нет, разумеется, никто никаких знаков не видел. Все рассказывают друг другу про знаки, но никто не в силах показать другим такого знака. Русским доказательства не важны, им важно верить. Русские верят, что их специально травят развитые страны. Ходят даже слухи, что коньяк и консервы из Америки — радиоактивные…

Оба японца ухмыльнулись дикости туземцев. В этом слухе проявлялись худшие качества русских: незнание окружающего мира, невежество, безответственность. Все знают: в наше время нет смысла экономить гроши, ввозить продукцию низкого качества. Наоборот, это невыгодно для репутации, для имени фирмы. Если русские сами подделывают вина хороших фирм и травят друг друга — это уже их дело.

— Я захвачу с собой немного коньяку. И распространю слух, что привез железнодорожный вагон.

— И будете докупать, — одобрительно кивнул Сосэки.

— Самое трудное будет не это, видите, он сразу требует денег. Пусть даже и немного. Я не доверяю ему, — вслух размышлял Тоекуда.

— Проверять. Все проверять, — вдруг отрывисто бросил Сосэки. — Не может быть и речи о безоговорочном доверии к этому типу. И потрудитесь принять меры. Надеюсь, у вас есть к кому обратиться в Карске? Вроде тут недавно приезжал один такой Пече-ню-ши-кин, — по слогам выговорил президент, — посмотрите, поищите, у кого там есть знакомые.

Тоекуда серьезно кивал.

— Деньги общество вам даст, я уверен. Сами знаете, под какую программу. В конце концов, я пока еще вхожу в совет директоров. Но давайте так — переводом в надежный банк. А наличностью — минимум. На текущие расходы, — Сосэки ухмыльнулся, — на коньяк.

Тоекуда серьезно кивал, сложив руки на груди, и сейчас он, невзирая на серый костюм, на галстук, на белую рубашку, больше всего напоминал феодала, перед походом или боем отдающего приказания своему верному самураю. Да примерно так оно и было.

15 мая 1998 года

— Вы мене осенно, ну осенно нужинны, — странно выговаривал по-русски высокий, очень иностранный голос.

Вежливый гость привез визитные карточки и с английским, и с русским текстом. На русском явственно значилось — «профессор университета Фукуда, антрополог и криптозоолог».

Всю жизнь Ефим Анатольевич Морошкин был геологом, занимался поисками рудных и рассыпных ископаемых и работал в Карском институте геологии и астрономии всего (КИГАВ). И теперь он был не в состоянии понять, за каким чертом он может быть нужен антропологу и криптозоологу. Но если надо, можно и встретиться, особенно Морошкин не был занят.

Когда-то на институт возлагались некие надежды. Как на новый — еще один — очаг науки в Карском крае; как на место, создание которого следует поставить в заслугу начальству. А главное — как на место, работники коего найдут все, что им поручат партия и правительство. Скажем, созывает геологов главсек всего Карского края товарищ Дрянных и сообщает, что согласно решениям партии и правительства геологам надлежит немедленно найти столько-то месторождений урана, столько-то золота и столько-то молибдена и никеля. А те, само собой, идут и сразу же находят все, что нужно.