Пока я здесь - Лариса Андреевна Романовская

даже несколько. Мощность у них разная. В больших городах Экраны сильнее. А в Захолустье много не нужно, такому маленькому городку достаточно пары сильных воспоминаний каждый вечер. Но у местных жителей не очень много ярких событий. Поэтому эмоций надо побольше, все их сдают. И мы сейчас тоже пойдём сдавать воспоминания. Это совсем не страшно, Юра так много раз делал.

Я кивала, соглашалась – мне было страшно и весело, как на аттракционе. Тем более впереди действительно был аттракцион.

Улица, по которой мы шли, вывела на набережную. Теперь справа от тротуара была не проезжая часть, а яркая закатная вода. Её от нас отделяла металлическая ограда. Пока мы дошли до причала, вода стала почти чёрной. А небо – серым, а потом тоже чёрным.

Не река и не озеро, а морской залив. И через него к Экрану и дальним горам вела канатная дорога. Длинная и медленная.

Кабинки светились в закатном воздухе. Они были праздничные, яркие. Одновременно похожи на воздушные шарики и на ёлочные. Их отражения мигали в воде оранжевым, белым. А в ответ из сумерек мигали бакены, зелёным, малиновым и тоже белым. И что-то ещё гудело, с перерывами. Может, сигнал маяка? Это было монотонно, но совсем не тревожно.

Не хватало только музыки – тоже праздничной и немного грустной. Саксофона или скрипки.

От воды здорово пахло чем-то холодным, свежим, как арбузом и снегом одновременно. Воздух был такой настоящий, что я испугалась. Обычно во сне не бывает запахов – таких резких точно не бывает. Нельзя про это думать, а то… проснусь.

Ограда кончилась. Впереди был длинный перрон, как на вокзале. Кажется, перрон у воды – это пирс. Под стеклянным навесом стояли в очереди люди. Кто-то разговаривал, кто-то книжку читал. Ни у кого из них не было мобильников. Люди просто стояли, ждали своей кабинки. Тихие спокойные взрослые люди. Кажется, мы с Юрой были тут самыми младшими. Я разглядывала всех и молчала.

Я сейчас была частью тайны, мне это очень нравилось. Я ничего не боялась, я знала, что впереди будет что-то совершенно чудесное, пусть даже и слегка страшное, и что я с этим страшным справлюсь. Я не сразу заметила, что стою в очереди одна. Куда делся Юра? Зачем?

Ко мне подошла рыжая женщина в ярко-голубой куртке. На её нагрудном кармане была нашивка – серый прямоугольник, внутри перевернутая зеленая капля, а в ней солнце. Женщина протянула мне конверт – непривычный, короче и шире обыкновенного. Внутри была сложенная гармошкой инструкция, непонятные слова и картинки.

Тут алфавит как в греческом языке, где часть букв как у нас, а часть – нет. Но это не греческий. Другое что-то, некоторые буквы зеркально перевернуты. Точно «ю» и «г». И ещё «у» вверх ногами. И знак бесконечности, восьмёрка на боку, он часто встречался в словах…

Я эти буквы вдруг начала понимать. А потом слова. Что какое слово значит, как оно читается, как его произносить. И стало понятно, что здесь происходит.

Эта очередь к Экрану. Люди едут по канатной дороге через залив вверх, на гору, там пункт приёма воспоминаний. Конверт нужен, чтобы сесть в кабинку и чтобы потом в здание войти. В конверте – инструкция по сдаче воспоминаний, она очень простая, и там картинок много. Это как со спасательным жилетом в самолете. Всё и так понятно. А если чего непонятно, то можно спросить любого дежурного в ярко-голубой куртке – например, ту рыжую женщину…

Но мне не хотелось ничего спрашивать. Очередь двигалась быстро, на платформе было ярко и спокойно, от воды пахло остро, холодно, маяк гудел… Если тревога и была, то праздничная, как перед спектаклем.

Я ещё раз перечла инструкцию. Воспоминания, которые я сдам, от меня никуда не денутся, я их не забуду, – про это несколько раз писали, на каждой страничке. Наверное, это был самый задаваемый вопрос. Интересно, как это – сдавать воспоминания? Что при этом чувствуешь? На тебя все смотрят? Ты людей радуешь, да? Они смотрят твои воспоминания, обнимаются, плачут от счастья, как мы с…

Юра! Я забыла про Юру! Он куда-то делся. Отошёл? Исчез? Но я не стала из-за этого беспокоиться. У сна свои законы… Испугаешься – проснёшься! Не стоит.

Вдруг замигал свет. Сперва кратко, как в вагоне метро, когда поезд подъезжает к станции. Потом очень ярко вспыхнул на секунду и снова погас. Совсем.

Почти сразу под стеклянным потолком загорелись длинные лампы – мягко, таинственно. Люди не паниковали, рыжая женщина в голубой куртке (куртка сейчас чуть светилась) громко объясняла, что это всё «по техническим причинам». У Экрана сейчас мало энергии, бывают перебои. Все к этому очень спокойно относились. Очередь двигалась, кабинки канатной дороги забирали пассажиров, я ждала, когда же моя очередь. Ну скорее бы!

И вот я в кабинке! Она довольно большая. Шесть кресел. В середине стол – чёрный, круглый. На него нельзя ставить вещи и класть руки – про это специальная картинка есть, налеплена на стену. Я смотрела на чёрную поверхность. Гладкая, блестит, как крышка у рояля. Кабинка поплыла вверх. Мелькнул перрон, людская очередь, голубая куртка женщины-инструктора. Был виден круглый бок другой кабинки, той, что поднялась в воздух до меня. Там за таким же чёрным столом сидели люди с конвертами в руках. Кто-то в окно смотрел, кто-то разговаривал.

А я была одна! Внутри прозрачной яркой кабинки, как внутри гигантского ёлочного шара. Этот шар плыл над чёрной водой, отражался в ней оранжевым и белым. Я поднималась вверх и радовалась тому, что одна, и пела – громко, меня никто не слышал и мне никто не мешал.

Я знала, каких эмоций от меня ждёт Экран.

4

Я догадалась, чего от меня хотят. Им нужно моё счастье.

Такому большому Экрану это нужно, самому Юре, всем людям, которые стоят в очереди, рыжей женщине-дежурной. Я им всем могу помочь! Мне это будет несложно!

Я – счастливая. Я отчаянно, нереально, невозможно счастливая. Я сейчас счастливее всех на свете. Я же сегодня иду в театр… И я увижу его выступление, вживую… И подарю ему цветы. И автограф попрошу. И всё!

Я не буду ему в любви признаваться. Я просто счастлива от того, что он есть. Мне достаточно на него смотреть – на официальных видео и тех, что у него в аккаунте. А сегодня будет вживую! Смотреть и молчать. Мне совсем не надо, чтобы он об этом знал, хотя, мне кажется, он догадается. Он есть, и я его за это люблю. И я счастлива.

И этого моего счастья так много, оно такое огромное и яркое, что я сейчас заряжу им