Хвоя, изгоняющая болезни. Великий славянский лекарь - Порфирий Ипатов

Несколько месяцев дед обучал меня целебным свойствам хвойных. Настои готовили, эликсиры варили… А потом лечили этим наших селян. Как сегодняшний день помню – мы Макарку лечили, который кашлял да хрипел все время, а голос его был похож на лай собачий. Спасу от его кряхтений никакого не было… Полечили мы его эликсиром сосновым, так он потом частушки петь начал молодецким голосом! Сперва я подумала, что дед мой схитрил как-то, уж больно невероятными были свойства целебные. Но когда я сама лечить начала, все сомнения прочь ушли. Хвоя – это очень сильный природный инструмент. Зная, как этим инструментом пользоваться, можно горы свернуть…»

Проговорили мы с бабкой так до самой ночи. Она и про людей рассказывала, с помощью хвои исцеленных, и про различия разных видов иголочек, и про тонкости целебные, и много чего еще… Целебная сила хвойных мне казалась чем-то чудным да необыкновенным. Это-то и подвигло меня к дальнейшему познаванию зеленых иголочек. Мне хотелось самому убедиться в силе этой, и если она и вправду есть, то хвоя в моих руках могла бы помочь многим людям, недугу подверженным. Я попросил бабушку обучить меня знаниям о хвое, на что она, ясно дело, согласилась, ибо я был единственным в семье, кто знахарством интересовался. Сперва я просто наблюдал да запоминал тщательно, как бабка людей с помощью хвои лечит. Потом и сам начал это дело постигать, а бабушка мне помогала советами своими. Как и полагалось, начинал целебную силу я испытывать на себе. Расскажу вам свой первый опыт исцеления себя с помощью хвои. Помню, тогда зима была жуткая… Морозы да метели день за днем бушевали. У нас даже главную дорогу к заводу так замело, что невозможно пройти было. Так мы все мужики потом и вычищали дорогу-то целое утро, чтобы до завода дойти… Там я и простудил горло свое да легкие. В общем, как домой с работы пришел, совсем охрип. Я одновременно этому и огорчился, и обрадовался. Огорчился, что болячка неприятная уж больно, слово проговорить спокойно нельзя было. А обрадовался, что наконец-то случай подвернулся целебную силу хвои на себе испытать. Пришел я домой, разулся, да сразу отвар начал готовить из хвои еловых. Помню, даже ужинать не стал – так горло мое болело, что глотать больно было. Веточки свежие были, благо за день до этого в лес за ними ходил. Приготовил я, в общем, отвар, как подобает, и стал пить потихоньку в течение дня. К вечеру боль постепенно утихла, но не прошла все еще. Ну, думаю, не такая уж и сила, иголочки эти. Лег я спать расстроенным немного, разочаровала меня хвоя… Как проснулся, пошел я сразу к умывальнику. Смотрю, квас свежий пузырится в ведерке. Захотелось испить холодненького. Налил я себе полную кружку, да выпил залпом. «Хорошо-то как…», – сказал я и застыл перед зеркалом с опустошенной кружкой в руке. Тут дошло до меня, что от болей в горле и следа не осталось. Я только что выпил холодного, ядреного кваса, а вчера не мог и слюны сглотнуть. Во, думаю, дела… Хвоя-то и на самом деле сила. Я так обрадовался, что захотелось мне спеть что-нибудь эдакое, заодно бы и горло еще раз проверил. Да тут вспомнил, что домашние все спят еще, не хорошо будить-то спозаранку будет. В общем, умылся я, надел куртку, шапку-ушанку да сапоги, и отправился на работу припеваючи. Вот так я себя исцелил первый раз с помощью хвои. А дальше она мне помощницей была в разных жизненных ситуациях. И не только от болезней помогала, ну, так рассказ об этом дальше.

Воскресный вечер тогда был, помню. Сижу я себе в старом, потрепанном кресле, книгу читаю. Интересная книга была, «Таинственный Остров». Жюль Верн написал. Я так зачитался, что не сразу заметил, как женщина молодая ко мне пришла. Узнал я в ней Нюрку Владимирову. Отец ее, Макар, в литейном цехе у нас работал. В дверях стоит, а войти стесняется, видимо.

– Здравствуйте, – говорю, – проходите, присаживайтесь, – указал я на стул за столом.

Поздоровалась женщина, да вошла скромно. Неловко ей было. Руки ее нервно теребили веревочку, а взгляд опустился. Я ее спрашиваю:

– Что стряслось-то у вас, чем помочь вам?

Женщина посмотрела на меня печально, вздохнула, да начала рассказывать:

– Беда у нас такая… Папанька уже пятый день как лежит на койке и не встает. Не ест, не пьет ничего толком… Помирает, говорит. А мамка-то ругается на него как, уй! Говорит, притворяется он, что больной. Работать не хочет, вот и лежит себе. Ругань, ссоры постоянно в доме нашем, устала я уж от этого… – понурилась совсем Нюра. – Помогите, Порфирий Афанасич!

– Ну, какой я Афанасич… – пролепетал я. – Просто Порфирий зовите. А что болит-то у батеньки вашего? На что жалуется он?

– Да черт его знает, что болит у него… Говорить не хочет ни с кем. Брови нахмурил, да в потолок смотрит. Врача позвать хотели, а он говорит, не надо врача никакого. Вы вот вместе на заводе работали, так, может, он вас послушает хотя бы… Вы стольким людям помогли, говорят, с помощью трав настоящие чудеса творите!

– Ну, прямо уж чудеса-то… – покраснел я как маков цвет. – Посмотрим, что с батенькой вашим. Погодите, обуюсь только.

Надел я валенки, тулуп, да шапку-ушанку и отправился вместе с Нюркой на помощь к деду. Травы я пока брать не стал, ибо черт его знает, что там с дедом стряслось. Может, он и не болеет ничем вовсе…

Дом Нюркин находился возле церкви в полверсте от моего дома. Еще не дойдя до дома, я услышал, как бранится кто-то громко. По голосу, женщина вроде… Тут Нюрка мне и говорит:

– Вот, слышите, как маманька моя ругается? Это она на папаньку… А мне их слушать приходится постоянно. Когда папанька на заводе работал, гораздо лучше было. Не так часто ругались. Только когда в запой уходил, такое было.

Дошли мы до дома ихнего. Дом небольшой был, три окна всего на передней стороне. Видно было, что дом был когда-то в зеленый цвет покрашен, но краска уже почти вся облупилась, выставляя на вид подгнивающие бревна. Соседский дом был напротив, большой и ухоженный. Двухэтажный…

Открыла Нюрка калитку, движением руки приглашая меня войти. Снял я валенки с шапкой да вошел в дом. На пороге меня встретила хозяйка, Марфа Васильевна. У нее был довольно внушительный вид. Толстые, как у мужика, руки, да широкие плечи. Темно-русые волосы были сплетены в толстую косу. Выглядела она сердито очень, но при виде меня она попыталась сделать добродушный вид.

– Здравствуй, Порфирий! – говорит. – Так и знала, что придешь, не откажешь нам. Хороший ты парень, как и папка твой, царство ему небесное…

– Вечер добрый, – говорю. Вести беседу с ней мне не хотелось. – Где больной-то у вас?

– А вон он лежит в комнате, лоботряс старый! – разгорячилась Марфа. Она махнула своей здоровенной рукой в сторону маленькой, тускло освещенной комнатки. Тут она встала и решила сама пройти в комнату.