Первое правило королевы - Татьяна Устинова

Обозлившись, что опять думает о том же, она надела халат, потрогала воду, мерно и сильно бившую в громадную ванну, затянула пояс и вышла в гостиную. По всем каналам почти одновременно начинались новости, и ей нужно было посмотреть хоть какие-нибудь, неважно какие. Комментарии она никогда не слушала — они злили ее или смешили, в зависимости от того, кто комментировал, — ей нужен только перечень событий.

Инна плюхнулась в диван, как в омут, подтянула ноги, зашарила по низкому столику, на котором лежал пульт, свалила на пол газеты, перегнулась через кожаные берега диванного омута, чтобы их собрать, и прямо перед носом, на цветастом персидском ковре вдруг увидела начищенные до блеска мужские ботинки.

Инна ничего не поняла и некоторое время просто смотрела на них, а когда они зашевелились и двинулись, перепугалась так, что рука, на которую она опиралась, подломилась, и она клюнула носом ковер. Подол взметнулся, ноги описали дугу, и диван-омут выплеснул ее прямо на пол, почти что на неизвестные ботинки.

Она неловко перекатилась на корточки, вскочила и ринулась за толстую подушечную спинку.

— Вы кто?!

— А вы кто?

— Как вы сюда попали?!

— А вы как?

От страха у нее взмокли спина и ладони.

Теремок стоит далеко, почти у самой кромки леса, и как позвать на помощь, чтобы услышала охрана, она не знала — ничего охрана не услышит, даже если она заорет во все горло, а пистолета или ракетницы у нее нет!

— Вы… не тряситесь, — хладнокровно посоветовал мужик, — я не бандит и не киллер.

— А вы… кто?

— Отдыхающий.

— А… почему вы отдыхаете… в моем коттедже?

— Нет. Это вы почему-то отдыхаете в моем. Или вы кто? Горничная?

Это было сказано таким тоном, что она моментально поняла — он ни на секунду не принял ее за горничную, просто дает возможность восстановить самообладание.

— Я не горничная.

— Почему-то я так и подумал, — пробормотал он.

Инна запахнула халат и выбралась из-за дивана.

Ладони по-прежнему были мокрыми. Как тогда, в студии, она вытерла их о юбку.

— Я хочу позвонить, — быстро сказала она, — чтобы кто-нибудь пришел и разобрался в ситуации.

— Звоните, — разрешил он.

На полированной поверхности стола стоял желтый допотопный телефон с гербом — во всех высоких кабинетах были такие — и списочек номеров, кто по какому: вахтер, монтер, администратор, директор.

Косясь на мужика и с трудом попадая пальцем в круглые пластмассовые дырки, она вызвала администратора, — мужик рассматривал стены, словно на них были фрески Микеланджело.

— Сейчас придет, — сообщила Инна осторожно. — Как вы сюда попали?

— Мне сказали — коттедж, — он пожал плечами, — дали ключи. Обещали, что чемодан сейчас принесут. Я пришел, дверь открыта. Я только решил телевизор посмотреть, а тут… вы.

— А вы… кто?

— Ястребов Александр Петрович, — представился он так, будто сожалел, что он Ястребов, а не Соловьев. — А вас я знаю. Вы Инна Селиверстова. Большая шишка в Белоярске. Верно?

— Верно, — согласилась она.

Если он пришел ее убивать, почему не убивает?.. Почему рассматривает стены?.. Почему ждет, когда прибежит администратор, ведь она на самом деле его вызвала?!

На нем были темный костюм и светлая рубаха с распущенным галстуком — ослабленный узел открывал расстегнутую верхнюю пуговицу.

Он был не слишком высокий, плотный и темноволосый.

Ничего особенного. На нее он взглянул раза два и опять уставился на стены — как будто стены в этой комнате были самым интересным!

Администратор примчался, и все разъяснилось.

Уважаемый Александр Петрович ошибся. Его коттедж находился прямо за коттеджем Инны Васильевны. У нас их два. Видно, плохо объяснили. Простите, простите, Александр Петрович, и вы, Инна Васильевна!..

Следом за администратором примчалась и директриса, и все объяснения начались по новой, и извинения были принесены и приняты, и от суматохи и бестолковости у Инны вдруг заболело где-то внутри головы, и она, словно разом выключенная из общей суматохи, пошла к дивану, села и пристроила голову на спинку.

Александр Петрович Ястребов внимательно посмотрел на нее и как-то в два счета выпроводил директрису и администратора, а сам не ушел.

— Вы… больны?

— Я вчера развелась с мужем, — неизвестно зачем тускло ответила она, — мы прожили вместе десять лет.

— А зачем вы с ним… развелись? Большая любовь нагрянула?

Она улыбнулась резиновой улыбкой и разлепила веки.

— Не я с ним. Он со мной. К нему любовь нагрянула.

— Как же вы проморгали?

— Что?

— Его большую любовь.

— Я работала. — Внезапно собеседник стал ее раздражать. — Мне было некогда. Я была уверена, что… меня это никогда не коснется.

— Ну конечно.

— Что — конечно?

— Вам некогда. У него любовь. Все правильно.

— А вы откуда знаете, правильно или нет?!

— Все оттуда же, Инна Васильевна, откуда и вы. Мне было некогда, и к моей жене нагрянула большая любовь.

Инна внезапно почувствовала жгучий интерес. Такой, что даже головная боль полыхнула напоследок и сгорела.

— Вы… развелись?

— Развелся.

— А… дети?

— Сын. Он со мной, слава богу.

— Ваша жена вам его отдала?!

— Отдала. У нее любовь, новая семья. Новые дети. Старые дети не нужны. Надоели.

— А… давно вы развелись?

— Шесть лет назад.

— А я только вчера, — пожаловалась Инна. — Говорят, что мужчины переживают все это легче.

Он пожал плечами:

— Не знаю.

Принесли ужин — гору сказочной еды, бутылку в серебряном ведерке, белые свечи, две штуки, два бокала — вот до чего догадлива и услужлива оказалась директриса! — небольшой тазик с пирожками, вазочку с клубникой, и еще что-то такое, и еще что-то эдакое.

— Вот видите, — сказала Инна уныло, — придется вам со мной романтически ужинать. Хотите?

Он мельком глянул на нее.

— Есть хочу, — объявил решительно, — романтически ужинать — нет.

— Все равно придется романтически. Куда же мы свечи денем и шампанское?

— Это точно, — согласился он, — девать некуда. Вы курите?

— Нет, — призналась Инна.

— Значит, нет зажигалки?

Она пожала плечами — у нее не было зажигалки. Тогда он вытащил из кресла свое пальто и долго рылся в карманах, то в одном, то в другом, потом опять в первом, и наконец нашел.